Потёмкин, Павел Сергеевич

Павел Сергеевич Потёмкин
Дата рождения	27 июня 1743(1743-06-27)
Дата смерти	29 марта 1796(1796-03-29) (52 года)
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Годы службы	1756—1796
Звание	Генерал-аншеф
Командовал	Саратовский генерал-губернатор (1782—1787), Кавказский генерал-губернатор (1785—1787), Астраханский генерал-губернатор (1785—1792)
Сражения/войны	Русско-турецкая война (1768—1774), Крестьянская война под предводительством Емельяна Пугачёва, Кавказская война, Русско-турецкая война (1787—1791), Польское восстание (1794)
Награды и премии

Граф (1795) Па́вел Серге́евич Потёмкин (27 июня 1743 — 29 марта 1796) — русский военный и государственный деятель из рода Потёмкиных.

Биография

Ранние годы

Родился в 1743 году, сын Сергея Дмитриевича Потёмкина (1697—после 1770) от брака с Анной Михайловной, урождённой княжной Кропоткиной. Приходился дальним родственником князю Потёмкину-Таврическому. Отец, в прошлом асессор воеводы Калужской провинции, квартирьер полицмейстерской канцелярии в Санкт-Петербурге и секунд-майор к тому времени уже 10 лет как был уволен от службы.

Павел был одним из трёх сыновей. Его братья: Михаил (1744—1791) и Александр.

Получив домашнее образование, в 1756 году 13-летнего Павла отдали на военную службу в лейб-гвардии Семёновский полк. Окончил Московский университет.

Военная карьера

Участвовал в русско-турецкой войне 1768—1774 годов.

«Перейдя в действующие войска в первую турецкую кампанию, — писал биограф Павла Потёмкина П. П. Каратыгин, — будучи уже капитан-поручиком и камер-юнкером, он 22 сентября 1770 года награждён орденом Св. Георгия 4-й степени» за храбрость в сражениях против турок.

26 ноября 1775 года награждён тем же орденом 3-й степени за № 52

В 1773 году по открытии на город Силистрию нашей батареи, когда турки переехали из того города на 150 лодках от острова Кегай, а другие несколько ниже из 6-ти больших судов, с великим стремлением ударили на нашу батарею, тогда он с находящимися у прикрытия двумя баталионами встретил их на штыках и все вышедшие тут турки были переколоты, а выстрелами пушечными потоплен один канчабас.

Благодаря покровительству троюродного брата Григория Александровича Потёмкина Павел Сергеевич быстро продвигался по службе и был известен Екатерине II как храбрый и способный офицер.

Руководитель секретных следственных комиссий в ходе Пугачёвского бунта

Указом Екатерины II от 11 июня 1774 года назначен начальником Казанской и Оренбургской секретных комиссий по расследованию и наказанию участников Пугачёвского бунта. Находился в Казани в момент её взятия войсками Пугачёва 15 июля 1774 года, вместе с гарнизоном и горожанами заперся в Казанском кремле. Лишь быстрый подход отряда Михельсона спас кремль от штурма.

Лично руководил проведением допросов пленённых пугачёвских атаманов И. Н. Белобородова, И. Н. Зарубина, И. И. Ульянова и других в Казани, позже в Симбирске. В октябре 1774 года совместно с генерал-аншефом Петром Паниным, военным руководителем подавления восстания, проводил допросы Емельяна Пугачёва в Симбирске, а затем участвовал в проведении генерального следствия в Москве.

После поимки Пугачева Потемкин отправил воззвание к башкирам и грозил им, что если они до 1-го октября не успокоятся, то для усмирения их будут присланы арнауты и запорожцы. Опасаясь новых разорений, башкиры прислали 12 старшин. Одного из более важных депутатов, Потёмкин отправил в Санкт-Петербург к князю Григорию Потёмкину и выражал надежду, что все башкиры последуют этому примеру. Но восстание в землях башкир остановить полностью не удалось.

Дабы удостоверить население в поимки злодея, Потёмкин просил Екатерину II, чтобы Пугачёва везли в Москву через Казань, но императрица не согласилась на это. В начале декабря следствие над преступниками, производимое князем Волконским, Потемкиным и Шешковским, было окончено и донесение о нём отправлено в Санкт-Петербург. Потемкину было поручено вместе с И. И. Козловым и князем Волконским составить сентенцию (приговор военного суда).

По окончании следствия и суда в январе 1775 года Потёмкин награждён шпагой с алмазами.

28 июня 1778 года произведён из камер-юнкеров в камергеры и награждён орденом Св. Александра Невского.

На Северном Кавказе (1782—1787)

Осенью 1782 года генерал-поручик Павел Сергеевич принял командование русской армией на Северном Кавказе, сменив скончавшегося в сентябре Фёдора Фабрициана.

В конце 1782 года Картли-Кахетинский царь Ираклий II обратился к и императрице России Екатерине II с просьбой принять Грузию под покровительство России. Стремясь упрочить позиции России в Закавказье, Екатерина II предоставила Павлу Потёмкину широкие полномочия для заключения договора с царём Ираклием. Уполномоченными с грузинской стороны были князья Иванэ Багратион-Мухранский и Гарсеван Чавчавадзе. 24 июля (4 августа) 1783 года в крепости Георгиевск (Северный Кавказ) был подписан Георгиевский трактат

В сентябре 1783 г. русские отряды во главе с генерал-поручиком Павлом Сергеевичем Потёмкиным и генерал-поручиком Александром Николаевичем Самойловым перешли Терек, опустошили Чечню и нанесли поражение чеченским отрядам в боях под Атагами и Ханкалой, на реках Валерик, Гехи, Гойты и Рошня .

В 1784 году был назначен генерал-губернатором Саратовского наместничества (занимал должность по 1787 год). При этом уже в 1785 году был назначен генерал-губернатором Кавказского наместничества, одновременно с Саратовским наместничеством (занимал должность по 1792 год)

В августе 1787 года генерал-поручик Павел Потёмкин возглавлял русский корпус (8000 человек), который переправился через реку Кубань.

21 сентября отряды шейха Мансура (чеченцы и ногайцы) атаковали авангард корпуса генерал-поручика Павла Потёмкина, но были отбиты.

Русско-турецкая война (1787—1791)

С 1787 года с началом русско-турецкой войны — в действующей армии, участвовал во взятии Измаила, за отличие при штурме награждён орденом св. Георгия 2-го класса.

Указом императрицы Екатерины II от 3 июня 1791 года Потёмкину была пожалована суконная фабрика в с. Глушково Курской губернии со всеми селениями, людьми и с землями.

В 1794 году участвовал в боевых действиях в Польше, в том числе при взятии Праги. По окончании боевых действий получил звание генерал-аншефа, а в 1795 году — титул графа.

В январе 1796 года был обвинен в соучастии в убийстве и ограблении персидского принца Идаст-Хана в 1786 году. Защищая себя от несправедливых обвинений, Потёмкин написал стихотворение «Глас невинности». Не выдержав удара, он заболел горячкой и умер 29 марта 1796 года.

Награды

• За оказанную храбрость в разных сражениях против турок 22 сентября 1770 получил орден Святого Георгия 4-й степени;
• В июле 1775 при торжестве мира с Турцией пожалована шпага с алмазами;
• 26 ноября 1775 награждён орденом Святого Георгия 3-й степени;
• В 1777 награждён орденом Святой Анны;
• 28 июля 1778 получил орден Святого Александра Невского;
• 25 марта 1791 награждён Георгиевской звездой 2-й степени;
• В 1795 варшавянами поднесена золотая табакерка, посреди которой был медальон, осыпанный бриллиантами.

Сочинения

Поэт-любитель, автор ряда стихотворных произведений. По словам И. Дмитревского, Потёмкин был «человек с большим талантом, и если бы не посвятил всего себя военной службе, то был бы отличным писателем».

• Переводы: «Восстановление наук и художеств способствовало ли к исправлению нравов?» (1768); «Новая Элоиза» (1769); «О начале и основании неравенства между людьми» (1770); Руссо и трагедия «Магомет» Вольтера (изд. 1798); «Поэма на победы, одержанные российской армией над турецкими войсками» (1770).
• Драмы: «Россы в Архипелаге» (1772), «Торжество дружбы» (1773), «3ельмира и Смелон, или взятию Измаила» (1795).
• «Рассуждение Ж. Ж. Руссо на вопрос: какая добродетель есть самонужнейшая героям, и которые суть те герои, кто оной добродетели не имели?» Пер. с фр. Москва. 1770 г.
• Эпистола графу Григорию Григорьевичу Орлову" (вероятно, 1771 г.)

Остались неопубликованными: «История о Пугачёве» и «Описание кавказских народов».

Пьеса «Магомет, трагедия в 5-ти действиях Вольтера» в его переводе была поставлена в 1798 г. на сцене Петербургского театра.

Семья

Был женат на фрейлине Прасковье Андреевне Закревской (1763—1816), дочери действительного статского советника, директора Императорской академии художеств, Санкт-Петербургского уездного предводителя дворянства А. О. Закревского (1742—1804), племянника графа К. Г. Разумовского, и М. И. Одоевской. Была статс-дамой, при дворе славилась своей красотой и была фавориткой светлейшего князя Г. А. Потемкина. По отзывам А. В. Кочубея, «она была женщиной взбалмошной и безнравственной, имела много связей, прежде чем вышла второй раз замуж за офицера Измайловского полка, который также еще до свадьбы, был у неё на содержании». В браке имели двух сыновей:

• Григорий (1786 — 26.08.1812) — погиб под Бородино.
• Сергей (1787—1858) — писатель; был женат княжне Елизавете Петровне Трубецкой (1796—после 1870)

Ссылки

• Потемкин, Павел Сергеевич // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
• Грот Я. К. [memoirs.ru/files/1373Potemkin.rar П. С. Потемкин во время Пугачевщины. Материалы для истории Пугачевского бунта. 1774 г.] // Русская старина. — 1870. — Т. 2. — Изд. 3-е. — СПб., 1875. — С. 487—506.
• [www.rt-online.ru/articles/179-180_25515/64198/ Тайны Пугачевского бунта] // Республика Татарстан (газета). — 2005, 8 сентября. — № 179—180 (25515).

Отрывок, характеризующий Потёмкин, Павел Сергеевич

– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]