Деколонг, Иван Александрович

Деколонг Иван Александрович
Дата рождения	1716(1716)
Дата смерти	1789(1789)
Звание	генерал-поручик

Иван (Иоганн) Александрович Деколонг (Клапье-де-Колонг, Clapier de Colongue) (1716—1789) — командующий (с 1771 г.) войсками Сибирских пограничных линий, генерал-поручик.

Биография

Происходил «из лифляндского шляхетства», потомок французских переселенцев из Андалузии. Сын Александра Клапье-де-Колонга и Анны Софии Каден [vostlit.narod.ru/Texts/Dokumenty/M.Asien/XVIII/Andreev/primtext4.htm#67]. В военную службу вступил в 1733, являлся младшим офицером в инженерных частях, в 1740—1744 обучался в Петербургском шляхетском кадетском войске, откуда был уволен «по слабости здоровья и за неспособностью к наукам». Позднее Деколонг продолжал служить в военно-инженерных войсках, был при сооружении крепостей Кизлярской пограничной дистанции на Северном Кавказе. В 1757—1763 участвовал в Семилетней войне, в 1759 стал полковником, в 1763 — генерал-майором. С того времени он служил комендантом Ишимской и Тобольской дистанций, в 1768—1771 участвовал в боевых действиях русского экспедиционного корпуса против польских конфедератов. Указом Екатерины II от 30 мая 1771 Деколонг был назначен командующим Сибирским корпусом и произведён в чин генерал-поручика.

С середины октября 1773 Деколонг занимался отправкой сибирских гарнизонных команд на подавление Пугачёвского восстания в Оренбургской губернии. В начале января 1774 он сам пустился в путь с двумя лёгкими полевыми командами (до 1200 чел.) к Челябинску, но действовал против пугачёвских отрядов неудачно и вынужден был город оставить, отойдя с боями в Сибирь. В феврале — начале апреля того года его войскам удалось подавить очаги повстанческого сопротивления в Зауралье и Западной Сибири.

С середины апреля Деколонг проводил карательные рейды против восставших в восточной части Оренбургской губернии, однако действовал в своей манере — медлительно и малоинициативно, в связи с чем в Военной коллегии обсуждался вопрос о его смещении и замене более энергичным военачальником. Лишь после того, как удалось нанести поражение пугачевскому войску в битве 21 мая 1774 у Троицкой крепости, воинская его репутация несколько упрочилась, и он был оставлен на своем посту.

Пушкин А. С. в «Замечаниях о бунте» отнёс Деколонга к числу тех служивших в России иностранцев («немцев»), которые, имея генеральские и бригадирские чины (Рейнсдорп, Брант, Кар, Фрейман, Валленштерн, Билов, Корф и другие), действовали против Пугачёва «слабо, робко, без усердия». По указу Екатерины II от 28 мая 1777 Деколонг был уволен в отставку. Умер на родине, похоронен в Онтике Эстляндской губернии.

Генерал упоминается Пушкиным в архивных заготовках к «Истории Пугачёва», самом тексте «Истории» и черновых фрагментах её рукописи. Сведения о нём содержатся в «Летописи» П. И. Рычкова и записках М. Н. Пекарского.

Ссылки

• Деколонг, Иван // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.

Отрывок, характеризующий Деколонг, Иван Александрович

Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.