Станиславский, Сергей Кириллович
| Сергей Кириллович Станиславский | |
| Дата рождения | |
|---|---|
| Дата смерти | |
| Принадлежность | |
| Род войск |
кавалерия |
| Звание | |
| Сражения/войны | |
Сергей Кириллович Станиславский (1721—1776) — генерал-майор, один из участников подавления Пугачёвского бунта, командующий Сибирским корпусом.
Биография
Родился в 1721 году. Происходил из польского шляхетства, службу начал при дворе придворным лакеем в феврале 1742 года. 24 ноября 1744 года Станиславский был пожалован в поручики и гренадеры Лейб-кампании. 30 ноября 1749 года пожалован в вице-капралы, с производством в капитан-поручики, а в 1754 году в капитаны. Через 4 года Станиславский был уже вице-сержантом Лейб-кампании (с 25 ноября 1758 года), с чином премьер-майора, и в октябре 1761 года просил Сенат о занесении его в дворянский список.
При раскассировании Лейб-кампании он 20 марта 1762 года переименован в коллежские советники, однако 30 марта того же года снова был принят на военную службу, с чином полковника и назначен командиром Пермского карабинского полка. 22 сентября 1767 года Станиславский был произведён в бригадиры, а через год, 22 сентября 1768 года, — в генерал-майоры, с назначением в Сибирский корпус генерал-поручика И. И. Шпрингера. Из штаб квартиры в Усть-Каменогорской крепости командовал четырьмя драгунскими полками: Сибирским, Колыванским, Троицким и Вологодским, расположенными на Иртышской линии. После смерти последнего в 1771 году принял командование Сибирским корпусом[1] до приезда генерал-поручика Деколонга[2].
Во время крестьянской войны Пугачёва Станиславский состоял в отряде генерал-поручика Деколонга и, по приказу последнего, в июне 1773 года с небольшим отрядом выступил в Оренбургский край. Выйдя из Троицкой крепости, он после 20-дневного форсированного марша, сделав за это время более 800 вёрст, достиг Орской крепости, откуда должен был принять участие в военных действиях против Пугачёва.
В марте 1774 года он получил поручение наблюдать за движением мятежников и рассылать объявления о поимке Пугачёва и в апреле доносил князю Голицыну, что Пугачёв находится на Вознесенских казённых заводах; в ответ на это ему было приказано преградить путь Пугачёву к Верхне-Яицкой крепости. Последнее известие о Станиславском относится к июню 1774 года, когда он со своею полевой командой находился вновь в Троицкой крепости. В 1775 году Станиславский на 4 месяца был уволен в отпуск, а в октябре того же года ему продилили этот срок еще на полгода. Скончался в 1776 году.
О генерал-майоре Станиславском упоминается в пушкинской «Истории Пугачёва», черновых вариантах её текста и архивных заготовках к ней. Сведения о Станиславском имеются в опубликованной Пушкиным «Летописи» П. И. Рычкова. Упоминание о Станиславском есть также в записках И. С. Полянского и Карла Хаецкого[1].
Источники
- Русский биографический словарь. — 1909. — Т. 19. — С. [dlib.rsl.ru/viewer/01002921729#?page=330 318-319].
- [dlib.rsl.ru/viewer/01003967001#?page=336 Сборник биографий кавалергардов. [1724-1899] : По случаю столет. юбилея Кавалергардского ея величества государыни имп. Марии Федоровны полка] / Сост. под ред. С. Панчулидзева. — Т. 1. — 1901.
- Я. К. Грот, «Материалы для истории пугачевского бунта».
- H. Дубровин, «Пугачев и его сообщники», т. II, СПб. , 1884 г., стр. 71, 118, 121—122, 151, 384; т. III, СПб. , 1884 г., стр. 12, 60, 76.
- «Рапорт Станиславского Рейнсдорпу от 4 декабря 1773 г.», в приложен. к «Истории пугачевского бунта», А. С. Пушкина, «Собр. сочин.», т. VI, изд. 1881 г., стр. 318.
- Отношение Деколонга от 10 декабря 1778 г., в московск. архиве главного штаба, опись 47, VI.
- Рапорт кн. Голицына Бибикову, там же, опись 47, кн. VIII. — «Русский Архив», 1867 г., № 5.
Напишите отзыв о статье "Станиславский, Сергей Кириллович"
Примечания
- ↑ 1 2 [iht.univ.kiev.ua/library/ks/1883/pdf/kievskaya-starina-1883-11-F-%284901-4919%29.pdf Записки Карла Хаецкого]// Киевская старина. — № 11, 1883. — С. 436.
- ↑ И. Г. Андреев. [vostlit.narod.ru/Texts/Dokumenty/M.Asien/XVIII/Andreev/text4.htm Описание средней орды киргиз-кайсаков]. — Алматы: Гылым, 1998.
Отрывок, характеризующий Станиславский, Сергей Кириллович
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.
От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
