Одиберти, Жак

Жак Одиберти
фр. Jacques Audiberti
Место рождения:	Антиб, Прованс — Альпы — Лазурный Берег
Место смерти:	Париж
Гражданство:	Франция Франция
Род деятельности:	драматург, прозаик, поэт
Жанр:	роман, пьеса, эссе, поэзия
Язык произведений:	французский
Премии:	Премия Малларме (1938), премия критики (1962)

Жак Одиберти (фр. Jacques Audiberti; 25 марта 1899, Антиб, Франция — 10 июля 1965, Париж) — французский драматург, писатель, поэт, эссеист, журналист.

Член французской литературной академии Малларме.

Биография

Сын каменщика. Стихи начал писать с 12-ти лет. С 15-ти летнего возраста постоянно печатался в местных газетах.

В 1925 переехал в Париж. Сотрудничал с газетами и журналами.

В 1938 получил премию за поэзию французской литературной академии Малларме. Наиболее плодородными в творчестве Ж. Одиберти стали 1946—1952 гг. В этот период им создан ряд пьес, написаны и опубликованы романы, эссе, стихи.

В 1950-м Жак Одиберти опубликовал в журнале Люси Фор (франц.), несколько романов, там же одновременно с ним были напечатаны произведения Марселя Оклера (франц.), Эрве Базена, Эмиля Даноэна (франц.), Мориса Дрюона и Андре Моруа.

Умер в 1965 году после двух операций по поводу рака толстой кишки.

Похоронен в г. Пантен близ Парижа.

Творчество

Обширное литературное наследие Ж. Одиберти включает в себя поэзию, драматургию, романы, эссе, мемуары. Для стиля Ж. Одиберти характерны сложная образность, метафоричность, сплав реального и фантастического, богатство поэтических ритмов и размеров, синтаксических и фонетических находок. Писал под влиянием символизма и сюрреализма.

Выступил как поэт со сборником «Империя и западня» («L’empire et la trappe», 1930).

Автор сборников стихов «Раса людей» («Race des hommes», 1937), «Тонны семян» («Des tonnes de semence», 1941), «Всегда» («Toujours», 1944), «Да здравствует гитара» («Vive guitare», 1946) и др.

Поэзия Ж. Одиберти, крайне субъективная и подчеркнуто антисоциальная, представляет собой поток неожиданных и недифференцированных впечатлений, вереницу разностильных экзотических образов с заумной игрой слов и каскадом непонятных неологизмов; при этом его стих чётко организован в звуковом и ритмическом отношении.

Проза Ж. Одиберти — нескончаемые внутренние монологи; причудливая фантастичность, ассоциативность, аморфность не позволяют даже приблизительно определить проблематику таких его книг, как «Резня» («Carnage», 1942), «Миланский мастер» («Le maître de Milan», 1950) и др.

Ж. Одиберти — один из представителей Театра абсурда. В его пьесах фантастичность поставлена на службу чистой развлекательности («Черный праздник» («La fête noire», 1945), «Жены быка» («Les femmes du bœuf», 1948 и др). По словам французского критика М. Жирара, автор «покушается на язык и на здравый смысл».

Избранные произведения

Пьесы

• Le mal court (1947)
• L’effet Glapion (1959)
• La Fourmi dans le corps (1962)
• Quoat-Quoat
• L’Ampélour
• Les femmes du boeuf

Сборники поэзии

• Des Tonnes de semence (1941)
• Toujours (1944)
• Rempart (1953)

Романы

• Le Maître de Milan (1950)
• Marie Dubois (1952)
• Les jardins et les fleuves (1954)
• Infanticide préconisé (1958)

Ссылки

• [www.britannica.com/EBchecked/topic/42527/Jacques-Audiberti Жак Одиберти в базе Encyclopædia Britannica] (англ.)

Отрывок, характеризующий Одиберти, Жак

Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.