Олимпий (экзарх Равенны)

Олимпий
Экзарх Равенны
649 — 652
Предшественник:	Платон
Преемник:	Феодор I Каллиопа
Вероисповедание:	Христианство

Олимпий — экзарх Равенны с 649 по 652 год.

Биография

Римский папа Мартин I собрал в сентябре 649 года Латеранский собор, на котором произошло осуждение монофелитства, которое на тот момент официально поддерживалось византийским императором Константом II и константинопольским патриархом Павлом II. Кроме того, был осуждён выпущенный императором в 648 году эдикт о вере — «Типос» (Τύπος τῆς πίστεως).

Для препятствования собору, а также с целью арестовать и доставить Мартина I в Константинополь, император Констант II назначил экзархом Олимпия и отправил его в Рим.

По прибытии в Рим Олимпий увидел на месте сильную поддержку папы со стороны войска и местного населения. Вероятно, не питая особой надежды на исполнение приказа императора, Олимпий вступил в союз с папой и, подобно одному из своих предшественников, экзарху Элефтерию, в 650 году провозгласил себя императором.

Следующие два года Олимпий и Мартин I вели независимое от Византии управление делами в Италии.

В 652 году Олимпий выступил в поход на Сицилию против арабов, в котором погиб.

Вскоре после этого повторно назначенный императором Константом II на управление Равеннским экзархатом Феодор Каллиопа вошёл в Рим с войском и переправил папу Мартина I в Константинополь, где тот подвергся осуждению и, впоследствии, ссылке в Херсонес Таврический.

Литература

• Успенский Ф. И. [www.sedmitza.ru/text/442817.html «История Византийской империи» в 5 томах]. — М.: Астрель, АСТ, 2005. — ISBN 5-17-011750-7.

Отрывок, характеризующий Олимпий (экзарх Равенны)

– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил: