Операция «Passage to Freedom»

«Рейс к свободе» (англ. Passage to Freedom) — название операции по эвакуации вьетнамских беженцев из Северного Вьетнама, проводившейся Военно-морскими силами США в 1954—1955 годах.

Согласно Женевским соглашениям 1954 года, завершившим колониальную войну Франции в Индокитае, территория Вьетнама временно делилась на две части, не являвшиеся суверенными государствами. На 1956 год были намечены всеобщие выборы, после которых обе части Вьетнама должны были воссоединиться; до тех пор северной частью страны управляло коммунистическое правительство во главе с Хо Ши Мином, а южной — император Бао Дай. Соглашения предусматривали, что все вьетнамцы, желающие перебраться из одной части страны в другую, могут это сделать до мая 1955 года, причём они должны были получить в этом всемерную помощь со стороны Франции.

Во многом благодаря пропагандистской кампании, организованной сотрудником ЦРУ Эдвардом Лэнсдэйлом, возникло большое число желающих перебраться с севера на юг. Это были преимущественно вьетнамцы-католики, уверенные, что коммунистический режим подвергнет их репрессиям. Число беженцев оказалось так велико, что ответственные за их эвакуацию французские силы были не в состоянии перевезти всех. Правительство Франции обратилось к США с просьбой оказать помощь в эвакуации. К берегам Вьетнама была отправлена 90-я оперативная группа ВМС США (CTF-90), которая в ходе операции перевезла в общей сложности 310 тыс. вьетнамцев (по оценке историка Бернарда Фолла). Кроме того, США отправили беженцам значительную гуманитарную помощь.

В целом операция «Рейс к свободе» стала одним из значительных эпизодов участия США во вьетнамских делах в период между Первой и Второй Индокитайскими войнами.

См. также

• Тихий американец (фильм, 1958)
• Мы хотим жить
• Благодарность президента Вьетнама

Отрывок, характеризующий Операция «Passage to Freedom»

На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.