Ответственное правительство

Отве́тственное прави́тельство (англ. responsible government, в российской политической жизни 1916—1917 гг. — «ответственное министерство») — выражение, используемое для обозначения подотчётности правительства перед парламентом в ряде стран с конституционной монархией. До введения ответственного правительства члены исполнительной власти отчитывались в своих действиях лишь перед монархом и не могли быть напрямую освобождены от занимаемых должностей парламентом.

История

Великобритания

Концепция ответственного правительства была развита в Великобритании в XVIII веке главой правительства Робертом Уолполом. Он был первым, кто применил понятие ответственного правительства на практике, когда в 1742 подал в отставку со всеми другими членами своего кабинета, потеряв доверие палаты общин.

Канада

Франкоканадцы ясно понимали, что Конституционный акт 1791 года не позволял им управлять своей территорией. Франкоканадская элита поняла, что она должна контролировать Исполнительный совет, если хочет обеспечивать и организовывать развитие франкоговорящих. Это желание контролировать исполнительную власть привело к требованиям политических вождей франкоканадцев учредить ответственное правительство.

В Канаде правительство стало ответственным, когда Луи-Ипполит Лафонтен и Роберт Болдуин в 1848 вместе снова оказались во главе правительства Объединённой провинции Канада, за 5 лет до этого уйдя в отставку в ответ на односторонние назначения губернатора Меткалфа.

Капская колония

Первое ответственное правительство сформировал в 1872 г. Джон Молтено. Активным проводником идеи в парламенте провинции был либерал Сол Соломон.

Литература

• Keith A. B. Responsible Government in the Dominions. — 1912.

Ссылки

• [wopared.aph.gov.au/senate/pubs/pops/pop26/c04.pdf Can Responsible Government Survive in Australia?]

Отрывок, характеризующий Ответственное правительство

Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.