Пегу, Адольф

Адольф Селестен Пегу
фр. Célestin Adolphe Pégoud
Дата рождения	13 июня 1889(1889-06-13)
Место рождения	Монферра, Франция
Дата смерти	31 августа 1915(1915-08-31) (26 лет)
Место смерти	Пети-Круа, Франция
Принадлежность	Франция Франция
Род войск	Военно-воздушные силы
Годы службы	1907—1915
Звание	Второй лейтенант
Сражения/войны	Первая мировая война
Награды и премии
Автограф

Адо́льф Селесте́н Пегу́ (фр. Célestin Adolphe Pégoud; 13 июня 1889 — 31 августа 1915) — французский пионер авиации, сразу после Петра Нестерова выполнивший мёртвую петлю, первый в истории лётчик-ас, хотя в этом значении слово «туз» (фр. as) стало фигурировать позднее.

Биография

Ранние годы

Родился Адольф в июне (В различных документах указана разная дата его рождения — 8 или 13 июня.) 1889 года на юге Франции в городке Монферра в департаменте Изер.

Адольф был третьим ребёнком в семье фермеров. Бесстрашного и изобретательного мальчика больше увлекали мечты о приключениях, чем работа на земле, и в возрасте 14 лет он поехал искать счастья в Париже.

В возрасте 18-ти лет Адольф пошёл добровольцем в армию, подписав 5-летний контракт и был зачислен в 5-й полк африканской лёгкой кавалерии (фр. Régiment de Chasseurs d’Afrique. Вместе со своей частью участвовал в нескольких кампаниях по усмирению мятежных племён Северной Африки, которые находились под управлением Французской республики. В мае 1908 года Адольф заболел болотной лихорадкой и был эвакуирован во Францию. Болезнь протекала тяжело, и лишь в следующем году его признали годным к продолжению службы. По собственному желанию Пегу получил назначение в 12-й гусарский полк (фр. Régiment de Hussards, расквартированный в метрополии, а 29 января 1910 года его перевели в 3-й колониальный артиллерийский полк (фр. Régiment d’Artillerie Coloniale, защищавший базу флота в Тулоне.

Начало авиационной карьеры

В 1911 г. в Тулоне Пегу познакомился с военным лётчиком капитаном Луи Карленом, энтузиастом авиации. Они подружились, вскоре оба были переведены в лагерь Сатори (фр. Satory), недалеко от Версаля. Там в октябре 1911 Карлен взял его в полёт в качестве пассажира, что стало для юноши настоящим откровением. Пегу охватило страстное желание стать авиатором. В 1912 г. он добился перевода в авиацию, став в помощником-механиком Карлена. Вместе они приняли участие в сентябрьских маневрах французской армии.

Демобилизовавшись, Пегу сразу же поступил в лётную школу. 1 марта,через несколько дней после поступления, Адольф Пегу успешно сдал экзамен и получил "бреве" - пилотское удостоверение Аэроклуба Франции № 1243.

После этого Пегу стал работать испытателем новых самолётов у авиаконструктора Луи Блерио, а в дополнение к этому инструктором.

13 мая 1913 г. Пегу совершил полёт с испанским королём Альфонсо XIII в качестве пассажира.

Летом 1913 г. состоялась демонстрация работы парашюта системы Бонне, когда Пегу совершил первый во Франции прыжок с парашютом из самолёта. Во время прыжка лётчику пришла в голову идея совершения на самолёте мёртвой петли.

21 сентября 1913 г. на аэроплане «Блерио-XI» через 12 дней после Петра Нестерова Пегу выполнил мёртвую петлю. «К сожалению, — писал он, — мои дальнейшие фигурные полёты были запрещены французским правительством. Тогда я отправился в Англию, где и приступил к совершению "мёртвых петель". Так началась моя карьера петлиста».

В 1913-14 гг. Пегу с демонстрационными полётами побывал в Англии, Австрии, Бельгии, Германии, Голландии, Италии, Норвегии, России и Румынии.

В мае 1914 года Пегу посетил Москву, где на Ходынском аэродроме произвёл публичную демонстрацию петли, а также дал урок пилотирования будущему авиаконструктору Александру Архангельскому. Французский лётчик лично встретился с Петром Нестеровым и признал приоритет россиянина, а 18 мая Нестеров, Пегу и Н. Е. Жуковский совместно выступили в Политехническом музее.

Из иллюстрированного журнала «Искры» от 25 мая 1914 года:

«Король воздуха» в Москве. Известный французский авиатор Пегу, сделавший в прошлом году в августе безумный прыжок с аэроплана на парашюте и вслед за тем «мертвую петлю», после петербургских «гастролей» появился на московском аэродроме. Выступление «короля воздуха», как называют Пегу, так заинтересовало Москву, что на его полетах присутствовало до 300 тыс. человек. Пегу, действительно, показал ряд воздушных «трюков», которым приходится удивляться. Кувыркание в воздухе для него — забава, а «мертвая петля» — пустячное дело. Он их делает подряд десятками. Мало того, он вылезает из гондолы и летит, стоя. Это уже совершенно невероятный трюк, сделанный только Пегу, и то в первый раз в Москве. За два дня полетов Пегу Москва принесла свою дань в 24.000 руб., из коих московскому воздухоплавательному обществу осталось лишь 2 тыс. с небольшим. Остальные деньги пошли в карман Пегу и его антрепренёров.

Пегу поддерживал связи с русскими авиаторами и во Франции, в Париже он встречался с известным лётчиком Харитоном Славороссовым.

Пегу. Официальная открытка Всемирной ярмарки в Генте. 1913.	Открытка Aérodrome Blériot, Départ de Pégoud pour le Loopin.	Су-лейтенант Адольф Селестен Пегу. 1915.

Первая мировая война

Рядовой-резервист Адольф Пегу был приписан к артиллерии, но его, как и всех остальных гражданских пилотов, с началом Первой мировой войны, определили в авиацию.

14 августа 1914 года Пегу становится пилотом эскадрильи «HF 7». С этого времени его персональным и бессменным механиком стал рядовой Леон Лерандю (фр. Soldat Leon Lerendu).

В конце августа Пегу на «Блерио-11» был отправлен в распоряжение штаба 3-й армии и начал выполнять разведывательные полеты. 2 сентября 1914 года он впервые оказался под огнём противника, но все обошлось только пробоинами в крыльях. В конце сентября экипаж Пегу-Лерандю в дополнение к разведке стал также проводить стрелометание. 1 октября 1914 года они сбили германский привязной аэростат, сбросив на него две тысячи стрел.

9 октября 1914 года за первые успешные боевые вылеты Пегу удостоился упоминания в приказе по армии:

«...С начала кампании продемонстрировал исключительные качества. Смел и хладнокровен, особенно при выполнении заданий. Его самолет был трижды изрешечён снарядами.»

27 октября 1914 года Пегу присвоили звание капрала. 7 ноября 1914 года становится сержантом. С конца осени 1914 г. на французских аэропланах появились пулемёты. Один такой аппарат получил Пегу. 25 ноября экипажу выдался шанс применить новое оружие в реальном бою, но пулемёт «Гочкис» заело. Тем не менее, Пегу продолжил бой. Его демонстративные атаки заставили противника обратиться в бегство, но преследование пришлось прекратить из-за неполадок в работе двигателя.

27 декабря совершил бомбардировочный рейд. Невзирая на сильный зенитный огонь, Пегу точно сбросил восемь бомб. Этот эпизод можно считать своего рода воздушным боем, поскольку налёт имел целью уничтожение привязного аэростата.

С 21 января 1915 года Пегу - пилот специализированной бомбардировочной эскадрильи «MF 25». 5 февраля Пегу и Лерандю совершили очередной боевой вылет, имея задачей разведку и, в случае встречи с вражескими самолетами, расчистку воздуха. Следуя по маршруту, они заметили и сбили германский аэроплан типа «Таубе». Затем появилась пара «Авиатиков». Пегу сблизился с новым противником, стрелок открыл огонь, и после нескольких попаданий немец вышел из боя пикированием. После этого Пегу снова набрал высоту и атаковали второго германского разведчика, вынудив его совершить посадку. За этот бой Пегу вновь был упомянут в приказе и представлен к Военной Медали.

Из приказа от 17 февраля 1915 года о награждении Военной медалью:

«... несколько раз преследовал самолеты противника. 5 февраля 1915 года атаковал и сбил моноплан. Почти сразу после этого настиг два биплана, последовательно сбил первый и вынудил приземлиться второй.»

Награждение лётчика Пегу Военным крестом.	Пегу за столом.	Пегу. LE MIROIR от 30 августа 1914 года

6 февраля 1915 года Пегу был переведен в эскадрилью «MS37», которая воевала на парасолях «Моран Солнье» тип L. На новом самолете Пегу провел свой второй успешный воздушный бой. В первых числах апреля (по одним данным 1, по другим — 3) он встретил два немецких самолета, проводивших разведку в ближнем тылу союзных войск. Первый самолёт противника со снижением ушел на свою территорию, другой был сбит. За этот бой Пегу получил звание аса.

22 апреля 1915 года Пегу назначается пилотом в только что сформированную эскадрилью «MS 49». 28 апреля, отправившись на разведку, он встретил над линией фронта немецкого разведчика. Пегу спикировал на противника, но тот, не приняв боя, ушёл под защиту своих зениток. Позже был замечен ещё один разведчик. На этот раз атака оказалась более успешной: хотя пулемет отказал после первого же выстрела, немецкий лётчик пошёл на посадку.

Летом 1915 г. на фронте появились разведывательные аэропланы «Ньюпор-10», призванные заменить «Мораны». Пегу получил один из самых ранних «Ньюпоров». Это был самолет модификации AR, в котором наблюдатель располагался перед лётчиком. Подразумевалось, что стрелок будет вести огонь поверх крыла, стоя в кабине. Вместо этого Пегу решил оставить напарника на земле и вооружиться пулемётом «Льюис», установленным в вырезе крыла.

11 июля 1915 года Адольф Пегу записал в своем дневнике:

«Был замечен «Авиатик»... Вылетел на перехват и вскоре нашёл его. Попытался ложными атаками загнать его на нашу сторону фронта, но безуспешно, он продолжил полёт вдоль траншей. Тогда я спикировал и зашёл под него, стрелок открыл огонь, но неудачно, ему мешал собственный фюзеляж. Пытался держаться непосредственно под противником, следуя за всеми его манёврами. Задрал нос и с 50 метров открыл огонь, целясь по точке чуть сзади мотора... После 10-го выстрела «бош» опустил нос, пламя пошло по фюзеляжу...»

Сбив «Авиатик-С» из 48-го немецкого авиаотряда, Пегу одержал первую победу в новом качестве — летчика-истребителя. 18 июля этот эпизод был упомянут в приказе по 7-й армии:

«...Прапорщик, пилот эскадрильи «MS 49». В одиночку на своем аппарате вступил в бой против бронированного "Авиатика" с экипажем из двух человек. Сбил его над нашими позициями после очень острой схватки, в которой продемонстрировал смелость и мастерство выше всех похвал.»

28 августа во время очередного полета Пегу заметил неприятельский разведчик и атаковал его. Однако немецкий стрелок встретил нападавшего метким огнём. С пробитым бензобаком Пегу вынужден был выйти из боя пикированием в сторону траншей, которые пересёк на высоте 400 метров под интенсивным огнём немецкой зенитной артиллерии и пулеметов. На этот раз лётчик благополучно посадил свой поврежденный «Ньюпор».

Посвящение в Рыцари Почётного Легиона от 28 августа 1915 года:

«...Су-лейтенант эскадрильи «MS 49», дух и отвага которого выше всяческих похвал, также проявил себя скромным и опытным пилотом. С самого начала кампании все свои замечательные навыки он поставил на службу стране. Ежедневно демонстрируя мужество и смелость, он в одиночку проводил бои против мощно бронированных самолетов. 28 августа, во время воздушной дуэли, его самолет был изрешечён пулями. Вынужденный приземлиться, он сразу принял все меры для спасения своего аппарата, несмотря на интенсивный огонь немецких батарей.»

— Официальный Журнал, 26 Сентября 1915 года.

31 августа 1915 года, в 08:30 утра, получив сообщение о немецком разведчике, кружившим над линией фронта, Пегу взлетел по тревоге. Он атаковал противника, выпустив несколько длинных очередей, затем отошёл в сторону, вероятно, для перезарядки пулемёта. Затем последовала повторная атака. Внезапно французский самолет перешел в отвесное пике и разбился рядом с расположением одного из пехотных полков. При осмотре тела пилота выяснилось, что Адольф Пегу был убит ещё в воздухе: пуля перебила аорту.

Самолёт Пегу был сбит немецким капралом. Им оказался его ученик польского происхождения Отто Кандульски (нем. Kandulski). 6 сентября, узнав о гибели героя, лётчик Кандульски и его наблюдатель лейтенант фон Билиц (нем. von Bilitz) вернулись на место боя и сбросили над французскими позициями траурный лавровый венок с надписью на ленте: "Пегу, геройски погибшему за свою Родину, от противника".

Снимок с места гибели Адольфа Пегу.	Венок Пегу от противника.	Место последнего упокоения героя на кладбище Бросс-де-Бельфор.

Похороны Пегу состоялись 3 сентября на кладбище Бросс-де-Бельфор (фр. Brosse-de-Belfort). Друзья предали земле лётчика в саване из полотна от его самолёта, вместе с ним положили талисман Адольфа - плюшевого пингвина, сопровождавшего его во всех полётах. Вместе с другими венками на могилу был возложен и немецкий.

В октябре 1920 его останки был перенесены на кладбище Монпарнас в Париже после церемонии в Нотр-Дам.

18 мая 1916 года французский пилот Роже Ронсерай (фр. Ronserail) сбил во время воздушного боя самолёт Отто Кандульски к северо-западу от Mulhausen, отомстив за смерть Адольфа Пегу. Подвиг Роже Ронсерая получил название «мститель за Пегу». Но есть сведения, что Кандульски не погиб, а пережил войну.

23 сентября 1917 на месте гибели Пегу в городке Пети-Круа установлен памятник. 15 мая 1982 года перенесен в центр деревни.

В его родном городке Монферра также воздвигнут памятник со стелой.

Су-лейтенант Адольф Пегу одержал шесть "достоверных" побед и три "предположительные", был награждён Военной Медалью, Военным Крестом с несколькими пальмами* (фр. Croix de Guerre avec palmes) и Памятной Марокканской Медалью (фр. Médaille Commémorative du Maroc). 28 августа он стал Рыцарем Ордена Почетного Легиона** (фр. Chevalier de la Legion d'Honneur), но так и не успел получить этот орден. Кроме французских наград, Пегу также удостоился Ордена Румынской Короны (рум. Ordinul Coroana României).

Могила Пегу в Пти-Круа.	Могила Пегу на кладбище Монпарнас.	Стела в честь Пегу на его родине в Монферра.

Победы Адольфа Пегу:

Дата	Эскадрилья	Тип сбитого самолёта	Место боя
05.02.15	MF25	«Таубе»	южнее Гранпре
05.02.15	MF25	«Авиатик»	северо-восточнее Монфокона
05.02.15	MF25	«Авиатик»	восточнее Монфокона
03.04.15	N67	2-местный немецкий самолёт	Сомм-Бьённ
03.04.15	MS37	«Авиатик»	Шалон-Сюр-Марн
11.07.15	MS49	«Авиатик»*	Альткирх

• Единственная победа, которая подтверждается немецкими данными.

Ссылки

• [albindenis.free.fr/Site_escadrille/escadrille007.htmL'escadrille BR 7] (фр.)
• [albindenis.free.fr/Site_escadrille/escadrille025.htmL'escadrille VR 25] (фр.)
• [albindenis.free.fr/Site_escadrille/escadrille037.htmL'escadrille SPA 37] (фр.)
• [albindenis.free.fr/Site_escadrille/escadrille049.htmL'escadrille SPA 49] (фр.)
• [www.plam.ru/transportavi/istorija_aviacii_2001_05/p3.php#metkadoc2Короли первых воздушных боёв. Адольф Пегу] (фр.)

Литература

• Бодрихин Н. Г. [books.google.ru/books?id=o_SEx_rB328C&pg=PT3&lpg=PT3&dq=пегу+адольф&source=bl&ots=NveEUd8Lek&sig=88ANl_Xzn3FFyUz3ccEQvzQDtNc&hl=ru&sa=X&ei=x8pQVeL-I8bRywOo44DYCw&ved=0CDcQ6AEwBjgK#v=onepage&q=%D0%BF%D0%B5%D0%B3%D1%83%20%D0%B0%D0%B4%D0%BE%D0%BB%D1%8C%D1%84&f=false Великие летчики мира. 100 историй о покорителях неба.]. — М.: Центрполиграф, 2011. — 256 с. — ISBN 5-227-03074-0.
• Лазарев (Лифшиц) Л. Л. [militera.lib.ru/bio/lazarev/03.html Первая встреча] // [militera.lib.ru/bio/lazarev/index.html Коснувшись неба]. — М.: Профиздат, 1984.
• Маркуша А. М. Собрание сочинений. В 3-х томах. Т. 3: Перелётные птицы. Самолёты нашей судьбы. Умру лейтенантом. Последний парад. От винта! Завещание грустного клоуна.. — М., 2002. — 607 с. — ISBN 5-901808-04-5.
• Franks, Norman. Frank W. Bailey. Over the Front: A Complete Record of the Fighter Aces and Units of the United States and French Air Services, 1914-1918. — Grub Street, 1992. — ISBN 0-948817-54-2. (англ.)
• Frank W. Bailey, Christophe Cony. The French Air Service War Chronology, 1914-1918: Day-To-Day Claims and Losses by French Fighter, Bomber, and Two-Seat Pilots on the Western Front. — Grub Street, 2002. — 320 с. — ISBN 1902304349. (англ.)
• Frank W. Bailey, R.Duiven amp; N.L.R.Franks. Casualties of the German Air Service 1914–1920. — Grub Street, 1999. (англ.)

Отрывок, характеризующий Пегу, Адольф

Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.


Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
– Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова.
– С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете?
– Давай, давай.