Перегрины
Перегрины (от лат. peregrinus — иностранец, чужеземец) — категория населения Римского государства.
Перегринами назывались лично свободные, но не имеющие римского гражданства лица, в основном — обитатели покорённых Римом областей. После Латинской войны 340—338 гг. до н. э. из числа перегринов были исключены также лица, имеющие латинское гражданство. Вначале это были жители союзных Риму, а позднее и подчинённых римлянами городов Средиземноморья, то есть италики до Союзнической войны 90-88 годов до н. э. и провинциалы. После эдикта Каракаллы в 212 году количество перегринов значительно сократилось. При Юстиниане же на положении перегринов остались лишь жители отдалённых пограничных районов Римской империи.
Перегрины были лишены права пользоваться ius civile (гражданским правом Рима), но могли завязывать юридические отношения с римскими гражданами, то есть могли пользоваться ius gentium. Соответственно, перегрины получали юридическое признание, которого не имели чужестранцы (не подданные). Кроме того, в своих внутренних частных отношениях они продолжали пользоваться своим национальным правопорядком.
Суды, рассматривающие споры между римскими гражданами и перегринами, в своей деятельности исходили из соображений не норм права, а справедливости и здравого смысла (лат. Ex aequo et bono)[1].
Напишите отзыв о статье "Перегрины"
Примечания
- ↑ Третейский суд у древних греков и римлян // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Литература
- Нечай Ф. М. «Рим и италики», Минск 1963
- Утченко С. Л. «Кризис и падение Римской республики», Москва 1965
- Jones A.H.M. «Cities of the eastern Roman provinces», New York — Oxford 1937.
Отрывок, характеризующий Перегрины
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.
Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
