Платина, Бартоломео

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Бартоломео Сакки (итал. Bartolomeo Sacchi), известный под прозвищем Платина (1421, Пьядена, Ломбардия — 21 сентября 1481, Рим) — итальянский гуманист и библиотекарь.





Биография

Родом из Пьядены (по-латыни Platina, отсюда и его прозвище) близ Кремоны, был одно время солдатом у Сфорцы. Платина учился с 1449 года в Мантуе. В 1457 году переехал во Флоренцию, где учился у философа Иоанна Аргиропула, а в 1462 году в Риме.

Провёл 4 месяца в 1464-65 годах в тюрьме замка Святого ангела за то, что угрожал папе Собором. В 1468 году при папе Павле II был арестован за принадлежность к академии (обществу) Помпония Лета, вместе с остальными участниками.

После смерти папы Павла II Платина при папе Сиксте IV в 1475 году в булле «Ad decorem militantis Ecclesiae» был назначен первым библиотекарем современной Ватиканской апостольской библиотеки. Фреска Мелоццо да Форли изображает это событие. В 1481 году Платина умер от чумы в Риме.

Сочинения Платины

  • Политические сочинения — трактат «О наилучшем гражданине», в котором Платина восхвалял Флоренцию как образец «народного государства» и трактат «О государе», в котором Платина рассматривал государство как продукт творчества энергичной личности.
  • Хроника пап («Liber de vita Christi ac omnium pontificum»), написана по заказу папы, была напечатана в 1475 году.

Философские трактаты

  • «Dialogus contra amores» (1505 год)
  • Трактат «De falso et vero bono» (1505 год) — «О мнимом и истинном благе»
  • Диалог «De principe vero» (1608 год) — «Об истинном благородстве»
  • Первая напечатанная поваренная книга — «De honesta voluptate et valetudine» (1470 год), которую Платина относил к своим философским произведениям.

Напишите отзыв о статье "Платина, Бартоломео"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Платина, Бартоломео

Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.