Подляский, Юрий Станиславович

Подляский Юрий Станиславович
Дата рождения:	5 июня 1923(1923-06-05)
Место рождения:	Хабаровск
Дата смерти:	7 июля 1987(1987-07-07) (64 года)
Место смерти:	Ленинград
Гражданство:	СССР СССР
Жанр:	портрет, пейзаж, жанровая картина
Учёба:	Институт имени Репина
Стиль:	реализм
Награды:	Народный художник Российской Федерации

Подляский Юрий Станиславович (5 июня 1923, Хабаровск, СССР — 7 июля 1987, Ленинград, СССР) — российский советский живописец и график, Заслуженный деятель искусств Российской Федерации, Народный художник Российской Федерации, член Ленинградского Союза художников.

Биография

Юрий Станиславович Подляский родился 5 июня 1923 года в Хабаровске. После переезда семьи в город Вышний Волочёк Калининской области Юра Подляский посещал кружок рисования при местном Доме пионеров. В 1938 году приехал в Ленинград и поступил в Среднюю художественную школу при Всероссийской Академии художеств. В 1942 году стал студентом Ленинградского института живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина, который окончил в 1949 году по мастерской Б. Иогансона с присвоением квалификации художника живописи. Дипломная работа — жанровое полотно «Молотьба».

Юрий Подляский участвовал в выставках с 1949 года, экспонируя свои работы вместе с произведениями ведущих мастеров изобразительного искусства Ленинграда. Член Ленинградского Союза художников с 1949 года. Совершил творческие поездки по Сибири, Карелии, Прибалтике, по Волге, работал в Гурзуфе, Новгороде, Архангельске. Посетил Албанию, Францию, Италию, Англию, Австралию, Новую Зеландию, Голландию, Германию, Швецию, Норвегию. Заслуженный деятель искусств Российской Федерации, Народный художник Российской Федерации (1983). Среди созданных Юрием Подляским произведений картины «Огни колхозной ГЭС» (1950), «Ленинград», «Они начинали Братскую ГЭС» (обе 1959), «Снова весна», «Мост через Сену», «Колокольня Скандербега в Круе» (все 1960), «Город Касимов. Базарная площадь», «Волга. Плёс» (обе 1962), «Мои сверстницы. Почтари Севера», «Целина живёт», «Барабинская осень», «Морозное утро» (все 1964), «Освобождение» (1975), «На краю села», «Сады распускаются» (обе 1976), «Магистральный» (1977), «Разбуженный край», «Трудные километры» (обе 1980) и другие.

В 1989—1992 годах уже после смерти художника его работы с успехом были представлены на выставках и аукционах русской живописи L' Ecole de Leningrad во Франции.

Юрий Станиславович Подляский скончался 7 июля 1987 года в Ленинграде на шестьдесят пятом году жизни. Его произведения находятся в Государственном Русском музее, Третьяковской галерее, в музеях и частных собраниях в России, Италии, Великобритании, Японии, Норвегии, Франции и других странах.

Выставки

Выставки с участием Подляского Юрия Станиславовича  

• 1964 год (Ленинград): Ленинград. Зональная выставка.
• 1975 год (Ленинград): Наш современник. Зональная выставка произведений ленинградских художников.
• 1976 год (Москва): Изобразительное искусство Ленинграда.
• 1978 год (Ленинград): Осенняя выставка произведений ленинградских художников.
• 1980 год (Ленинград): Зональная выставка произведений ленинградских художников.
• Февраль 1991 года (Париж): Выставка «Русские художники».

Источники

• Коровкевич C. Ярче и глубже показывать новое, передовое. Заметки о весенней выставке работ ленинградских художников. // Вечерний Ленинград, 1954, 12 июня.
• Серов В. Знать жизнь, показывать правду жизни // Ленинградский альманах. Кн. 8. — Л.: Лениздат, 1954. — С.306-311.
• Серебряный И. Молодые живописцы // Ленинградский альманах. Кн. 9. — Л.: Лениздат, 1954. — С.338-342.
• Мочалов Л. Выставка без жюри. Новые работы ленинградских живописцев. // Вечерний Ленинград, 1956, 11 декабря.
• 1917—1957. Выставка произведений ленинградских художников. Каталог. — Л.: Ленинградский художник, 1958. — С.26.
• Никифоровская И. Итоги большой творческой работы. // Вечерний Ленинград. 1957, 10 октября.
• К новым творческим успехам. С собрания ленинградских художников. // Вечерний Ленинград, 1960, 14 мая.
• Серебряная В. О родной, русской, неповторимой // Художник. 1961, № 6. — С.18-20.
• Герман М. Первые впечатления. Заметки о живописи и графике на осенней выставке. // Вечерний Ленинград, 1961, 23 сентября.
• Осенняя выставка произведений ленинградских художников 1962 года. Каталог. — Л.: Художник РСФСР, 1962. — С.22.
• Ленинград. Зональная выставка. — Л.: Художник РСФСР, 1965. — С.42.
• Герман М. В пути // Художник. 1965, № 10. — С.28-33.
• Аникушин М. О времени и о себе. // Вечерний Ленинград, 1967, 17 октября.
• Юрий Станиславович Подляский. Выставка произведений. Каталог. — Ленинград: Художник РСФСР, 1974.
• Рощин А. Традиционная осенняя. // Ленинградская правда, 1973, 18 декабря.
• Наш современник. Зональная выставка произведений ленинградских художников 1975 года. Каталог. — Л.: Художник РСФСР, 1980. — С.22.
• Дмитренко А. Мир современника. // Ленинградская правда, 1975, 12 октября.
• Изобразительное искусство Ленинграда. Каталог выставки. — Л.: Художник РСФСР, 1976. — С.27.
• Выставка произведений ленинградских художников, посвящённая 60-летию Великого Октября. — Л.: Художник РСФСР, 1982. — С.19.
• Дмитренко А. Человек на своей земле. // Ленинградская правда, 1977, 20 ноября.
• Осенняя выставка произведений ленинградских художников. 1978 года. Каталог. — Л.: Художник РСФСР, 1983. — С.13.
• Зональная выставка произведений ленинградских художников 1980 года. Каталог. — Л.: Художник РСФСР, 1983. — С.20.
• Леняшин В. Поиски художественной правды // Художник. 1981, № 1. — С.8-17.
• Левандовский С. Живопись на Ленинградской зональной // Искусство. 1981, № 2. — С.65.
• Справочник членов Союза художников СССР. Том 2. — М.: Советский художник, 1979. — С.214.
• Справочник членов Ленинградской организации Союза художников РСФСР. — Л.: Художник РСФСР, 1987. — С.104.
• L' Ecole de Leningrad. Auction Catalogue. — Paris: Drouot Richelieu, 16Juin 1989. — p. 32-35.
• РУССКИЕ ХУДОЖНИКИ peinture russe : catalogue / ARCOLE / Etude Gros-Delettrez. — Paris: Drouot Richelieu, 18 Fevrier, 1991. — INDEX 10 à 15.
• Связь времён. 1932—1997. Художники — члены Санкт-Петербургского Союза художников России. Каталог выставки. — Санкт-Петербург: ЦВЗ «Манеж», 1997. — С.295-296.
• Matthew Cullerne Bown. A Dictionary of Twentieth Century Russian And Soviet Painters. 1900 — 1980s. — London: Izomar Limited, 1998.
• Иванов С. В. Неизвестный соцреализм. Ленинградская школа. — Санкт-Петербург: НП-Принт, 2007. — с.9, 388, 390—391, 393, 397, 398, 404, 442, 443. ISBN 5-901724-21-6, ISBN 978-5-901724-21-7.
• Юбилейный Справочник выпускников Санкт-Петербургского академического института живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина Российской Академии художеств. 1915—2005. — Санкт-Петербург: «Первоцвет», 2007. — С.61.

См. также

• Изобразительное искусство Ленинграда
• Ленинградский Союз художников
• Список живописцев Ленинградского Союза художников
• Список выставок ленинградских художников

Отрывок, характеризующий Подляский, Юрий Станиславович

В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.