Колодки
Коло́дки — старинная деревянная конструкция с прорезями для головы и рук, одной ноги или обеих ног человека. Использовалась для содержания пленных или заключённых либо как орудие пытки или наказания преступника. В частности, закованного в колодки преступника выставляли для публичного осмеяния. Преступника иногда оставляли в жаркий день без пищи и воды. Наказание считалось позорным ещё и потому, что, находясь в колодках, осуждённый был вынужден справлять естественные надобности в штаны. В Средние века являлись наказанием за незначительные преступления, которому местные власти могли подвергнуть осуждённых по приговору поместного или городского суда. Упразднены во Франции в 1832 г., в Англии в 1837 г., в исламских и африканских странах — в первой четверти XX века.
К такому наказанию приговаривались, в частности, писатель Даниэль Дэфо и адмирал Томас Кокрейн.
См. также
Напишите отзыв о статье "Колодки"
Литература
- Всемирная история: люди, события, даты / Иллюстрир. энцикл. для всей семьи: Пер. с англ. // Copyright © 2001 ЗАО «Издательский дом Ридерз Дайджест» // ISBN 5-89355-035-8
Отрывок, характеризующий Колодки
– Ну деньги выйдут, тогда что?– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
