Понедельник или вторник
| Понедельник или вторник | |
| Ponedjeljak ili utorak | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Автор сценария |
Ватрослав Мимица |
| В главных ролях |
Слободан Димитриевич |
| Оператор | |
| Длительность |
84 мин |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
| IMDb | |
«Понедельник или вторник» (хорв. Ponedjeljak ili utorak) — фильм-драма режиссёра Ватрослава Мимицы. Снят в СФРЮ в 1966 году. Картина — обладатель нескольких кинонаград, в том числе приза «Большая Золотая арена» как лучший фильм года в Югославии. Название заимствовано из произведения Вирджинии Вулф «Понедельник или вторник», входящего в одноимённый сборник рассказов 1921 года. Ключ к нему она дала в своём эссе «Современная художественная проза»[1]:
|
Исследуйте, например, обычное сознание в течение обычного дня. Сознание воспринимает мириады впечатлений — бесхитростных, фантастических, мимолётных, запечатлённых с остротой стали. Они повсюду проникают в сознание, непрекращающимся потоком бесчисленных атомов, оседая, принимают форму жизни понедельника или вторника. | 
|
Сюжет
Один день из жизни разведённого хорватского журналиста Марко Пождая. Бытовые сцены, повседневные хлопоты перемежаются потоком воспоминаний о детстве, о погибшем на войне отце, о первом браке, о нынешней девушке, о мечтах и планах на будущее.
В ролях
- Слободан Димитриевич — Марко Пождай
- Павле Вуисич — отец Марко
- Фабиян Совагович — '
- Серджо Мимика-Геззан — Марко в детстве
- Рудольф Кукич — господин Халлер
Художественные особенности
Фильм имеет много общего с предыдущей работой режиссёра — лентой «Прометей с острова Вишевице»: экспериментальная форма подачи материала, отражение мыслей и состояния героя через сны, воспоминания, фантазии, осознание военных событий через современный опыт. Однако автор фильма «Понедельник или вторник» больше заинтересован изучением сегодняшних, материалистических проблем. Картина концентрируется на повседневной жизни, а не на эпической внутренней борьбе персонажа из «Прометея…»[2].
Продолжая разработку и анализ потока сознания, в котором настоящее, прошлое и фантазийные сцены переплетены в общий коллаж, Мимица напоминает о ещё более ранней своей работе — мультфильме «Инспектор возвращается домой» (хорв. Inspektor se vratio kuci, 1959 год). Повторяющиеся от фильма к фильму мотивы отчуждения, дегуманизации современной цивилизации, что является наследием травмирующих воспоминаний войны, становится одним из знаков творчества Мимицы[3].
Критика
Некоторые художественные приёмы фильма в настоящее время несколько устарели. Современное качество изображения и цветопередачи гораздо выше параметров доступных кинематографистам 1960-х годов. Но фильм всё ещё обладает привлекательностью. Новая волна, практически только зарождающаяся как тенденция, с её концентрацией на чувствах обычных людей, очаровывает часто даже в простых уличных сценах. Фильм покоряет, там нет отчуждённости и холодного анализа, формальные эксперименты не сделали, как случалось, из картины побочный продукт[2].
Награды
1966 год — кинофестиваль в Пуле, фильм награждён премией «Большая Золотая Aрена» за лучший фильм, «Золотой Aреной» за лучшую режиссуру, специальным призом за операторскую работу[3].
Напишите отзыв о статье "Понедельник или вторник"
Примечания
- ↑ Вирджиния Вулф. [elar.urfu.ru/bitstream/10995/3369/2/word_text_sense_3_11.pdf Избранное] / Ганиева Е. Вступительная статья. — М.: Художественная литература, 1989. — С. 3-22.
- ↑ 1 2 Horton A. J. [www.kinoeye.org/01/05/horton05.php A spirit in the air] (хорв.). Kinoeye (29.10.2001). Проверено 2 июня 2015.
- ↑ 1 2 [www.filmski-programi.hr/baza_film.php?id=147 Baza HR kinematografije — igrani film] (хорв.)
Ссылки
- «Понедельник или вторник» (англ.) на сайте Internet Movie Database
Отрывок, характеризующий Понедельник или вторник
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.
Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
