Последняя роза лета
| Последняя роза лета | |
| The Last Rose of Summer | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Автор: | |
| Язык оригинала: | |
| Дата написания: |
1805 |
«Последняя роза лета» (англ. The Last Rose of Summer) — стихотворение ирландского поэта Томаса Мура (1805), положенное на музыку композитором Джоном Стивенсоном и вошедшее в сборник Мура «Ирландские мелодии» (англ. Irish Melodies). Это была единственная песня в сборнике, предназначенная для женского голоса.
Эта песня пользовалась широкой популярностью не только в Англии, но и в различных странах Европы. Так, она была положена в основу мелодии, широко использованной в опере Фридриха фон Флотова «Марта» (1847), действие которой происходит в Англии. В том же году вариации на тему мелодии Стивенсона написал М. И. Глинка под названием «Вариации на шотландскую тему»; по предположению академика М. П. Алексеева, ошибка в названии, допущенная Глинкой, связана с тем, что мелодию Стивенсона он узнал через посредство А. И. Тургенева, переписавшего её в Эдинбурге в 1828 г. Что касается русского перевода стихотворения, то он впервые появился, как указывает М. П. Алексеев, в 1823 г. (под названием «Увядшая роза», пер. М. Васильевой), далее последовал перевод Ивана Крешева (1842) — оба, полагает М. П. Алексеев, сделаны с французского перевода Луизы Беллок[1]. В 1895 г. перевод «Последней розы» был опубликован Александром Курсинским в сборнике стихов и переводов «Полутени»[2]. Вариации на тему песни написаны также Феликсом Мендельсоном и Генрихом Вильгельмом Эрнстом. Вариация Эрнста считается одним из сложнейших произведений для скрипки и входит в педагогический репертуар; по этому сочинению названа первая глава романа Бориса Евсеева «Романчик», герой которого говорит:
Этюд этот был страшно сложным, однако назывался возвышенно и сентиментально: «Последняя роза лета». Сочинил его немец Генрих Вильгельм Эрнст. Нравился мне этот этюд — безумно. Больше всего не давала покоя основная тема этюда. Эта тема проводилась приемом pizzicato, причем не привычной к этому приему правой рукой, а левой[3].
Источники
- ↑ [az.lib.ru/k/kreshew_i_p/text_0020.shtml М. П. Алексеев. Мур и русские поэты 40—50-х годов: А. Фет, И. Крешев и др.] // М. П. Алексеев. Русско-английские литературные связи (XVII век — первая половина XIX века) / Литературное наследство. Т. 96. — М.: Наука, 1982.
- ↑ [az.lib.ru/b/brjusow_w_j/text_0490.shtml М. П. Алексеев. Мур и стихотворные опыты символистов. А. Курсинский и В. Брюсов.] // М. П. Алексеев. Русско-английские литературные связи (XVII век — первая половина XIX века) / Литературное наследство. Т. 96. — М.: Наука, 1982.
- ↑ [magazines.russ.ru/october/2005/2/evseev1.html Б. Евсеев. Романчик] // Октябрь, 2005, № 2.
Напишите отзыв о статье "Последняя роза лета"
Отрывок, характеризующий Последняя роза лета
Так думал князь Андрей, слушая толки, и очнулся только тогда, когда Паулучи позвал его и все уже расходились.На другой день на смотру государь спросил у князя Андрея, где он желает служить, и князь Андрей навеки потерял себя в придворном мире, не попросив остаться при особе государя, а попросив позволения служить в армии.
Ростов перед открытием кампании получил письмо от родителей, в котором, кратко извещая его о болезни Наташи и о разрыве с князем Андреем (разрыв этот объясняли ему отказом Наташи), они опять просили его выйти в отставку и приехать домой. Николай, получив это письмо, и не попытался проситься в отпуск или отставку, а написал родителям, что очень жалеет о болезни и разрыве Наташи с ее женихом и что он сделает все возможное для того, чтобы исполнить их желание. Соне он писал отдельно.
«Обожаемый друг души моей, – писал он. – Ничто, кроме чести, не могло бы удержать меня от возвращения в деревню. Но теперь, перед открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему долгу и любви к отечеству. Но это последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и все любим тобою, я брошу все и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди».
Действительно, только открытие кампании задержало Ростова и помешало ему приехать – как он обещал – и жениться на Соне. Отрадненская осень с охотой и зима со святками и с любовью Сони открыли ему перспективу тихих дворянских радостей и спокойствия, которых он не знал прежде и которые теперь манили его к себе. «Славная жена, дети, добрая стая гончих, лихие десять – двенадцать свор борзых, хозяйство, соседи, служба по выборам! – думал он. Но теперь была кампания, и надо было оставаться в полку. А так как это надо было, то Николай Ростов, по своему характеру, был доволен и той жизнью, которую он вел в полку, и сумел сделать себе эту жизнь приятною.
Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылал за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
