Курсинский, Александр Антонович

Александр Антонович Курсинский
Фото 1895 года
Имя при рождении:	Александр Антонович Курсинский
Место рождения:	Киев, Российская империя
Место смерти:	Киев
Род деятельности:	поэт, переводчик, журналист, литературный критик

Алекса́ндр Анто́нович Курси́нский (10 [22] мая 1873, Киев — 1919, там же (?)) — русский поэт, представитель второго поколения символистов, переводчик, журналист и литературный критик.

Биография

Поляк по происхождению, родился в небогатой мещанской семье. С 1883 года жил в Москве. Окончил 3-ю Московскую гимназию (1891) и историко-филологический факультет Московского университета (1896). Полиглот — владел английским, французским, немецким, итальянским, болгарским, польским и другими языками.

Одна из наиболее заметных фигур русского символизма своего времени. С 1894 года — близкий друг Бальмонта и Брюсова. С весны 1894 года вместе с ними — постоянный участник и член-учредитель «Кружка любителей западноевропейской литературы». Вёл и хранил протоколы заседаний кружка.

Летом 1895 и 1896 годов жил в Ясной Поляне, работал репетитором сына Льва Толстого — Михаила. С 1896 по 1911 (с перерывами) служил в армии. Начал рядовым, закончил службу штабс-капитаном. Преподавал в гимназиях Серпухова и Москвы русскую словесность. Работал в журнале «Золотое руно», пробовал издавать и собственную газету.

С начала Первой мировой войны на фронте, служил в военно-цензурном отделе, затем помощником и редактором газеты «Армейский пост». Участвовал в боях, имел награды. В 1919 году вернулся в Киев, где, по всей видимости, и умер.

Творчество

Перевёл на русский язык произведения Оскара Уайльда, Томаса Мура, Шелли, Эдгара По, Генри Лонгфелло, Шарля Бодлера и др.

Критические статьи Курсинского появлялись в печатных органах самых различных направлений — в журналах «Весы», «Золотое руно», «Русский артист», в газетах «Курьер», «Утро России», «Русское слово».

Курсинский — автор сборников «Полутени» (1895), «Стихи» (1901, на обложке 1902), «Сквозь призму души» (1906, включает стихотворения, прозу и переводы), романа «Хмурое небо», сценариев для кинематографа.

Источники

• [www.poesis.ru/poeti-poezia/kursinskiy/biograph.htm Александр Курсинский]/ Поэзия Московского Университета от Ломоносова и до…
• [www.vekperevoda.com/1855/kursinsky.htm Александр Курсинский]/ Век перевода
• Фонд Научно-исследовательского отдела рукописей Российской государственной библиотеки, Ф.389 Курсинский Александр Антонович (1873—1919), картон 1.
• [www.khangulian-silverage.ru/ Серебряный век русской поэзии. Модернизм: символизм, акмеизм]
• Кружок любителей западноевропейской литературы
• Хангулян С. А. Серебряный век русской поэзии. Книга первая. Модернизм: символизм, акмеизм. М.: Новая газета, 2009. — С. 528. ISBN 978-5-91147-006-7

Отрывок, характеризующий Курсинский, Александр Антонович

Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.