Потомство Чаки
| Потомство Чаки | |
| Seed of Chucky | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер | |
| Автор сценария | |
| В главных ролях | |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания |
Rogue Pictures |
| Длительность |
86 мин |
| Бюджет |
12 млн $ |
| Страна | |
| Год | |
| Предыдущий фильм | |
| Следующий фильм | |
| IMDb | |
«Пото́мство Ча́ки» (англ. Seed of Chucky, 2004) — кинофильм, сиквел фильма «Невеста Чаки».
Сюжет
У Чаки и Тиффани появляется сын, который не может решить, какого он пола. Глен в отличие от своих родителей против убийств. Он находит своих «родителей» на съёмках сиквела о истории Чаки и Тиффани, и оживляет кукол. Тем временем у Чаки и Тиффани зреет план: захватить в плен актрису, озвучивающую Тиффани — Дженнифер Тилли и хип-хоп исполнителя и режиссёра Рэдмэна, с которым она собирается переспать ради роли в его фильме, и вселиться в их тела. Тиффани оплодотворяет Дженнифер спермой Чаки. Дженнифер обнаруживает беременность и рожает своих малышей в присутствии кукол. Роды у неё принимает Тиффани, которая пытается покончить с жизнью убийцы и перестать быть куклой. Чаки пытается настроить Глена (который наконец осознал, что он мальчик) против матери, но оказывается, что у Глена раздвоение личности, когда он на короткое время при родителях превращается в свою сестру Гленду, очень внешне похожую на Тиффани.
Чаки решает остаться куклой, мотивируя это тем, что именно как кукла он вошёл в историю как великий убийца, плюс будучи куклой не постареет. В итоге Дженнифер вместе с Гленом и Тиффани убегает от Чаки, который убивает влюблённого в Дженнифер её водителя Стэна. Тиффани снова пытается вселиться в Дженнифер, но неожиданно появляется Чаки и убивает Тиффани, ссылаясь на то, что её никогда не любил. Та перед смертью просит Глена не повторять ошибки своих родителей, и особенно отца. В припадке горя и ярости Глен валит Чаки на пол ударом карате, а затем разрубает его на части маленьким топором. Перед смертью Чаки говорит Глену, что гордится им. Тиффани, как выясняется, всё же успевает переселиться в тело Дженнифер, а Глен и Гленда переселяются в её детей.
Глен теперь вместе с матерью и сестрой живёт в доме с парком развлечений во дворе, где Тиффани рассказывает детям сказки. Но однажды Глен получает от кого-то посылку без адреса отправителя. Глен открывает её и обнаруживает… Правую руку погибшего Чаки, которая тут же хватает его за горло.
В ролях
| Актёр | Роль |
|---|---|
| Дженнифер Тилли | Камео / Тиффани (голос) |
| Ханна Спирритт | Джоан |
| Брэд Дуриф | Чаки (голос) |
| Кристофер Редмэн | В роли себя |
| Билли Бойд | Глен / Гленда |
| Джон Уотерс | Питер (Пит) Питерс |
Напишите отзыв о статье "Потомство Чаки"
Ссылки
- [www.seedofchuckymovie.com/home.html Официальный сайт]
- «Потомство Чаки» (англ.) на сайте Internet Movie Database
| ||||||||||||
Отрывок, характеризующий Потомство Чаки
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
