Потье, Эдмонд

Эдмонд Франсуа Поль Потье (фр. Edmond François Paul Pottier; 13 августа 1855, Саарбрюккен — 4 августа 1934, Париж) — французский археолог, искусствовед, историк искусства, педагог. Доктор филологических наук. Член французской Академии надписей и изящной словесности (с 1899).

Одним из первых ученых занялся изучением древнегреческой керамики.

Биография

Сын инженера-строителя. Обучался Лицее Кондорсе, затем в престижной парижской Высшей Нормальной Школе и французской археологической школе в Афинах (фр. École française d’Athènes).

Получил степень доктора филологических наук, его диссертация была посвящена вопросу о хронологии архонтов Афин.

В 1880—1882 годах — преподаватель греческого языка и литературы на факультете искусств в Ренне, в 1882—1883 —на факультете искусств университета Тулузы .

В 1884—1886 работал в отделе восточных древностей Лувра. С 1884 — хранитель отдела древней керамики в Луврском музее.

Профессор археологии и истории искусства в Школе изящных искусств и профессор восточной археологии и античной керамики в Школе Лувра (1908—1924). Куратор кафедры восточных древностей и древней керамики Лувра (1910—1924).

Занимался изучением исторических памятников и документов, языков и культур античных цивилизаций. Производил раскопки некрополя древней Мирины в Малой Азии (1877—1880).

Во время его пребывания на посту куратора в Лувре, в 1919 году организовал и провел первое заседание Национального академического союза — Union Nationale Academique, направленного на создание полного международного свода вазописи Древней Греции.

Сыграл важную роль в создании издания «Corpus vasorum antiquorum».

Ссылки

• [tristan.u-bourgogne.fr/Rosenthal/Regards/figures/Pottier.html Edmond Pottier (1855—1934)] (фр.)
• [www.inha.fr/fr/ressources/publications/dictionnaire-critique-des-historiens-de-l-art/pottier-edmond.html?article2498 Profession ou activité principale] (фр.)

Отрывок, характеризующий Потье, Эдмонд

После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.