Список архонтов Афин
Поделись знанием:
Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.
В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.
Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
(перенаправлено с «Архонты Афин»)
Архонт в Афинах — высшее должностное лицо.
Содержание
Пожизненные архонты
От Медонта до Эсхила сын всегда наследовал отцу.
- Медонт (1069—1049 — здесь и далее до н. э.)
- Акаст (1049—1013)
- Архипп (1013—994)
- Терсипп (994—952)
- Форбант (952—922)
- Мегакл (922—892)
- Диогнет (892—864)
- Ферекл (864—845)
- Арифрон (845—825)
- Теспиэй (825—798)
- Агаместор (798—778)
- Эсхил (778—755)
- Алкмеон (755—753)
Десятилетние архонты
- Харопс (753—743)
- Эсимид (743—733)
- Клидик (733—723)
- Гиппомен (723—713)
- Леократ (713—703)
- Апсандр (703—693)
- Эриксиад (693—683)
Годичные архонты (сохранившиеся в истории)
| Имя архонта | Год правления | Комментарии |
| Креон | 682—681 | Первый избранный на совете Ареопага. |
| Лисиад | 681—680 | |
| Тлесий | 680—679 | |
| неизвестные | 679—671 | |
| Леострат | 671—670 | |
| Писистрат | 669—668 | |
| Автостен | 668—667 | |
| неизвестные | 667—664 | |
| Мильтиад | 664—663 | |
| Мильтиад | 659—658 | (вторично?) |
| Дропид | 645—644 | |
| Дамасий I | 639—638 | |
| Эпанит | 636—632 | Либо правил четыре срока, либо избирался дважды |
| Мегакл | 632—631 | Килон сделал попытку стать тираном, но был разбит и бежал. |
| Аристехм | 624—623 | |
| Дракон(т) | 621—620 | Создал свод законов (отсюда «драконовские меры»). |
| Гениохид | 615—614 | |
| Аристокл | 605—604 | |
| Критий I | 600—599 | |
| Кипсел | 597—596 | |
| Телекл | 596—595 | |
| Филомброт | 595—594 | |
| Солон | 594—593 | Знаменитый реформатор. Реформировал законы Драконта, вынужден был покинуть Афины, что привело к смутам. |
| Дропид | 593—592 | |
| Эвкрат | 592—591 | |
| Симон | 591—590 | |
| - | 590—589 | Безвластие (букв. «анархия»). |
| Формион | 589—588 | |
| Филипп | 588—587 | |
| Дамасий II | 582—580 | Правил два срока, на втором сроке изгнан. |
| - | 580—579 | Комитет из 10 человек правил как архонты. |
| - | 579—578 | Безвластие. |
| Архистратид | 577—576 | |
| Аристомен | 570—569 | |
| Гиппоклид | 566—565 | |
| Комей (Комеас). | 561—560 | Пришёл к власти тиран Писистрат (561—560, 558/557-556/555, 546/545-528/527). |
| Гегестрат | 560—559 | |
| Гегесий | 559—558 | |
| Гегесий (вторично) | 556—555 | |
| Эвтидем | 555—554 | |
| Эрксиклид | 548—547 | |
| Феспий | 547—546 | |
| Формион | 546—545 | |
| Фриней | 536—535 | |
| Неизвестный, имя оканчивается на «…най» | 535—534 | |
| Ферикл | 533—532 | |
| Филоней | 528—527 | Писистрату наследовали как тираны сыновья Гиппий, Гиппарх и Фессал (528/527-514), известные как Писистратиды. |
| Онеторид | 527—526 | |
| Гиппий | 526—525 | Сын Писистрата(?). |
| Клисфен | 525—524 | Внук архонта Мегакла, позже реформатор. |
| Мильтиад | 524—523 | Сын Кимона, позже стратег, разбивший войска персидского царя Дарий I при Марафоне в 490 году до н. э. |
| Калиад | 523—522 | |
| Писистрат | 522—521 | |
| Гарбон | 518—517 | |
| Тиран Гиппарх убит около 514 года. У власти остались тираны Гиппий и Фессал (514—510), ужесточившие режим правления. | ||
| Гарпактид | 511—510 | Гиппий разбит спартанским царём Клеоменом I и изгнан, восстановлено демократическое правление. |
| Скамандрий | 510—509 | |
| Лисагор(а) | 509—508 | |
| Исагор(а) | 508—507 | Сын Тисандра. Клисфен боролся с ним за архонтство, но был изгнан Клеоменом I. Власть перешла к олигархическому Совету трёхсот. Но позже в результате восстания демоса Исагор лишился власти и был изгнан. |
| Алкмеон | 507—506 | Реформы Клисфена, создание Совета пятисот и коллегии стратегов, новое административное деление Аттики. |
| Акесторид | 504—503 | |
| Гермекреон | 501—500 | |
| Смирос | 500—499 | |
| Лакратид | 499—498 | |
| Архий | 497—496 | |
| Гиппарх | 496—495 | |
| Филипп | 495—494 | |
| Пифокрит | 494—493 | |
| Фемистокл | 493—492 | Начал строить афинский флот. |
| Диогнет | 492—491 | |
| Гибрилид | 491—490 | |
| Фенипп | 490—489 | Стратеги Каллимах и Мильтиад (быв. архонт). Победа над персами при Марафоне (490 год до н. э.). |
| Аристид | 489—488 | Прозван Справедливым. |
| Анхис | 488—487 | |
| Телесин | 487—486 | |
| Кевр | 486—485 | |
| Филократ | 485—484 | |
| Леострат | 484—483 | |
| Никодем | 483—482 | Аристид (быв. архонт) изгнан через остракизм (483 год до н. э.) |
| Гипсихид | 481—480 | |
| Каллиад | 480—479 | Флот под командованием бывшего архонта Фемистокла разбил флот персидского царя Ксеркса при острове Саламин в 480 году до н. э. Стратеги Аристид (досрочно вернувшийся в Афины), Фемистокл и Ксантипп. |
| Ксантипп | 479—478 | Победа объединённого войска греков над персами при Платеях (479 год до н. э.). Стратег Аристид. |
| Тимосфен | 478—477 | |
| Адимант | 477—476 | |
| Федон | 476—475 | |
| Дромоклид | 475—474 | |
| Акесторид | 474—473 | |
| Менон | 473—472 | |
| Харет | 472—471 | |
| Праксиерг | 471—470 | |
| Демотеон | 470—469 | |
| Апсефион | 469—468 | |
| Феагенид | 468—467 | |
| Лисистрат | 467—466 | |
| Лисаний | 466—465 | |
| Лиситей | 465—464 | Стратег Софан. |
| Архедемид | 464—463 | |
| Тлеполем | 463—462 | Стратег Кимон. |
| Конон | 462—461 | Эфиальт реформировал Ареопаг, но был убит. |
| Эвтипп | 461—460 | |
| Фрасиклид | 460—459 | Начало войны со Спартой (Первая Пелопоннесская война). |
| Филокл | 459—458 | Страгеги Фриник, Дикеоген и Гипподам. |
| Хаброн | 458—457 | |
| Мнеситид | 457—456 | |
| Калий | 456—455 | |
| Сосистрат | 455—454 | |
| Аристон | 454—453 | |
| Лисикрат | 453—452 | |
| Хэрефан | 452—451 | |
| Антидот | 451—450 | Стратеги Анаксикрат и Кимон. |
| Эвтидем (Эвтин). | 450—449 | |
| Педий | 449—448 | |
| Филиск | 448—447 | Стратеги Перикл, Толмид и Эпитель. Каллиев мир (заключил быв. архонт Каллий), завершивший греко-персидские войны. |
| Тимархид | 447—446 | |
| Каллимах | 446—445 | |
| Лисимахид | 445—444 | Мир между Афинами и Спартой. |
| Пракситель | 444—443 | |
| Лисаний | 443—442 | Стратег Перикл (фактический правитель Афин), сын архонта Ксантиппа и внучатый племянник архонта Клисфена. |
| Дифил | 442—441 | Стратег Перикл. |
| Тимокл | 441—440 | Стратеги Перикл и Главкон. |
| Морихид | 440—439 | Стратег Перикл. |
| Главкин | 439—438 | Стратег Перикл. |
| Теодор | 438—437 | Стратег Перикл. |
| Эвтимен | 437—436 | Стратег Перикл. |
| Лисимах и Мирринунт | 436—435 | Стратег Перикл. |
| Антиохид | 435—434 | Стратег Перикл. |
| Кратет | 434—433 | Стратег Перикл. |
| Апсевд | 433—432 | Стратеги Перикл, Лакедемоний, Диотим и Протей. |
| Пифодор | 432—431 | Стратеги Перикл и Каллий. Начало Пелопоннесской войны. |
| Эвтин (Эвтидем) | 431—430 | Стратег Перикл. |
| Аполлодор | 430—429 | Стратеги Ксенофон, Гестиодор, Мелесандр и Фаномах. |
| Эпаминон | 429—428 | Стратеги Перикл (умер в 429 году до н. э.) и Формион. |
| Диотим | 428—427 | Стратеги Демосфен, Азопий, Пах, Клидипп и Лисикл. |
| Эвклес и Молон (двое?), | 427—426 | Стратеги Никий, Хариад и Прокл. |
| Эвтин | 426—425 | Стратеги Лахет и Гиппократ. Демосфен захватил порт Пилос в Мессении. Победа афинян над спартанцами на острове Сфактерия. |
| Стратокл | 425—424 | Стратеги Никий, Эвримедон, Пифодор и Софокл. Поражение афинян от спартанцев у города Делий в Беотии. |
| Исарх | 424—423 | Стратеги Демосфен, Клеон, Фукидид (будущий историк) и Гиппократ. |
| Аминий | 423—422 | Стратег Клеон |
| Алкей | 422—421 | Стратег Клеон. Поражение Афин от спартанцев при Амфиполе (422 год до н. э.), гибель Клеона в битве. |
| Аристион | 421—420 | Никиев мир (заключил быв. стратег Никий) между Афинами и Спартой (421 год до н. э.). |
| Астифил | 420—419 | Стратег Алкивиад, двоюродный племянник Перикла. |
| Архий | 419—418 | |
| Антифон | 418—417 | Стратеги Лахет и Никострат. |
| Эвфем | 417—416 | Начало Сиракузского морского похода. |
| Аримнест | 416—415 | Стратеги Никий, Алкивиад и Ламах. |
| Харий | 415—414 | Стратег Алкивиад. |
| Тисандр | 414—413 | Стратег Ламах. |
| Клеокрит | 413—412 | Стратеги Эвримедон, Демосфен и Никий; последние двое казнены в Сицилии после провала Сиракузской экспедиции. |
| Каллий Скамбонид | 412—411 | Стратеги Симих и Аристарх. |
| Мнесилох (умер через 2 мес.), Теопомп | 411—410 | Пришёл к власти тиран Терамен, (411—403), сын Гагнона (вначале член «Правления четырёхсот» до 410 года до н. э., позже правил самостоятельно). |
| Главкипп | 410—409 | |
| Диокл | 409—408 | Стратег Анит. |
| Эвктемон | 408—407 | |
| Антиген | 407—406 | Стратеги Алкивиад, Адимант и Аристократ. |
| Каллий Ангелид | 406—405 | Стратеги Архестрат, Фрасил, Перикл, Лисий, Диомедон, Аристократ, Эрасинид, Протомах и Аристоген. Битва при Аргинусских островах 406 года до н. э. |
| Алексий | 405—404 | Стратеги Адимант, Эвкрат, Филокл, Менандр, Тидей и Кефисодот. Афиняне разбиты спартанцами в морской битве при Сесте. |
| Пифодор | 404—403 | Капитуляция Афин, мир на условиях Спарты, окончание Пелопоннесской войны. Спарта устанавливает олигархию «Тридцати тиранов» (во главе с Тераменом, затем с Критием (404—403). Пифодор не признаётся архонтом. |
| Эвклид | 403—402 | Свержение «Тридцати тиранов», восстановление демократии. |
| Микон | 402—401 | |
| Ксенэнет | 401—400 | |
| Лахет | 400—399 | |
| Аристократ | 399—398 | Осуждение и казнь Сократа. |
| Эвтикл | 398—397 | |
| Суниад | 397—396 | |
| Формион | 396—395 | |
| Диофант | 395—394 | Афины вступают в войну со Спартой (Коринфская война). |
| Эвбулид | 394—393 | |
| Демострат | 393—392 | Стратег Адимант. |
| Филокл | 392—391 | |
| Никотел | 391—390 | |
| Демострат | 390—389 | Стратеги Фрасибул и Эргокл. |
| Антипатр | 389—388 | Стратеги Агиррий и Памфилий. |
| Пиргион | 388—387 | Стратеги Фрасибул и Дионисий. |
| Теодот | 387—386 | |
| Мистихид | 386—385 | Окончание Коринфской войны, Анталкидов мир (по имени спартанца Анталкида), возобновление гегемонии Спарты с помощью Персидского царства. |
| Декситей | 385—384 | |
| Диотреф | 384—383 | |
| Фанострат | 383—382 | |
| Эвандр | 382—381 | |
| Демофил | 381—380 | |
| Пифей | 380—379 | |
| Никон | 379—378 | Возобновление войны со Спартой. |
| Навксиник | 378—377 | |
| Каллей | 377—376 | |
| Харисандр | 376—375 | Стратег Кедон. |
| Гипподам | 375—374 | |
| Сократид | 374—373 | |
| Астий | 373—372 | Стратеги Ификрат, Каллистрат, Хабрий и Тимофей. |
| Алкисфен | 372—371 | |
| Фрасиклид | 371—370 | Спартанцы разбиты фиванцами в «битва при Левктрах». Мир со Спартой, установление гегемонии Фив. |
| Дисникет | 370—369 | |
| Лисистрат | 369—368 | |
| Навсиген | 368—367 | |
| Полизел | 367—366 | |
| Кефисодор | 366—365 | Стратег Хабрий. |
| Хион | 365—364 | |
| Тимократ | 364—363 | |
| Хариклид | 363—362 | Стратеги Эргофил и Каллисфен. |
| Молон | 362—361 | Стратеги Леосфен и Автокл. Афиняне и спартанцы разбиты фиванцами в битве при Мантинее. |
| Никофем | 361—360 | Стратег Тимомах. |
| Каллимед | 360—359 | Стратеги Менон, Тимофей и Кефисодот. |
| Эвхарист | 359—358 | |
| Кефисодот | 358—357 | |
| Агафокл | 357—356 | Стратег Хабрий. |
| Эльпинес | 356—355 | Стратеги Ификрат, Тимофей и Менесфей. |
| Каллистрат | 355—354 | |
| Диотем | 354—353 | |
| Фудем | 353—352 | |
| Аристодем | 352—351 | |
| Феэлл | 351—350 | Вероятно, басилей Феоген. |
| Аполлодор | 350—349 | |
| Каллимах | 349—348 | Стратег Гегесилей. |
| Теофил | 348—347 | |
| Фемистокл | 347—346 | Стратег Проксен. |
| Архий | 346—345 | |
| Эвбул | 345—344 | |
| Лисикл | 344—343 | Стратег Фокион. |
| Пифодот | 343—342 | |
| Сосиген | 342—341 | |
| Никомах | 341—340 | |
| Теофраст | 340—339 | Стратег Фокион. |
| Лисимахид | 339—338 | Стратег Фокион (разбит Филиппом II Македонским). |
| Ксеронд | 338—337 | Стратег Лисикл. Битва при Херонее в Беотии (338 год до н. э.). Установление македонской гегемонии в большей части Греции, в том числе в Афинах. |
| Фриник | 337—336 | |
| Пифодел | 336—335 | |
| Эвенет | 335—334 | |
| Ктесикл | 334—333 | |
| Никократ | 333—332 | |
| Никет | 332—331 | |
| Аристофан | 331—330 | |
| Аристофон | 330—329 | |
| Кефисофон | 329—328 | |
| Эвтикрит | 328—327 | |
| Гегемон | 327—326 | |
| Хрем | 326—325 | |
| Антикл | 325—324 | Стратег Филокл. |
| Гегесий | 324—323 | |
| Кефисодор | 323—322 | Стратеги Фокион и Леосфен. Начало Ламийской войны с Македонией после смерти Александра Великого. |
| Филокл | 322—321 | Бывший стратег (?) |
| Архипп | 321—320 | |
| Неэхм | 320—319 | |
| Аполлодор | 319—318 | |
| Архипп | 318—317 | Вторично (?) |
| Демоген | 317—316 | Регент Македонии Кассандр назначил Деметрия Фалерского правителем Афин. |
| Демоклид | 316—315 | |
| Праксибул | 315—314 | |
| Никодор | 314—313 | |
| Теофраст | 313—312 | |
| Полемон | 312—311 | |
| Симонид | 311—310 | |
| Гиеромнемон | 310—309 | |
| Деметрий | 309—308 | |
| Харин | 308—307 | |
| Анаксикрат | 307—306 | Фесмофет Лисий. Деметрий Фалерский изгнан после того, как македонский царь Деметрий I Полиоркет отнял Афины у Кассандра. |
| Коройб (Кореб) | 306—305 | Фесмофет Памфилий. |
| Эвксенипп | 305—304 | Фесмофет Автолик. |
| Ферекл | 304—303 | Фесмофет Эпихарин. |
| Леострат | 303—302 | Фесмофет Диофант. |
| Никокл | 302—301 | Фесмофет Никон. |
| Клеарх (Каллиарх) | 301—300 | Фесмофет Мнесарх. |
| Гегемах | 300—299 | Лахарес стал тираном (300—295) при поддержке Кассандра. |
| Эвктемон | 299—298 | Фесмофет Феофил. |
| Мнесидем | 298—297 | |
| Антифат | 297—296 | |
| Никий | 296—295 | Фесмофет Антикрат. |
| Никострат | 295—294 | Фесмофет Доротей. Лахарес изгнан Деметрием I Полиоркетом и бежал в Беотию. |
| Антимах (или Олимпиодор?) | 294—293 | Фесмофет Фрасикл. |
| Олимпиодор | 293—292 | Фесмофет Эпикур. |
| Филипп | 292—291 | |
| Главкипп (или Кимон?) | 291—290 | |
| Каллимед (или Аристоним?) | 290—289 | |
| Ферсилох (или Харин?) | 289—288 | |
| Ксенофон (?) | 288—287 | |
| Диокл | 287—286 | Фесмофет Ксенофон. |
| Диотим | 286—285 | Фесмофет Лисистрат. |
| Исей | 285—284 | |
| Эвтий | 284—283 | Фесмофет Навсимен. |
| Кимон (или Никий?) | 283—282 | Фесмофет Феофил. |
| Менекл (или Урий?) | 282—281 | Фесмофет Эвксен. |
| Никий (или Горгий?) | 281—280 | |
| Горгий (или Сосистрат?) | 280—279 | |
| Анаксикрат | 279—278 | |
| Демокл | 278—277 | |
| Полиевкт (или Эвбул?) | 277—276 | |
| Олбий | 276—275 | Фесмофет Кидий. |
| Филиппид (?) | 275—274 | |
| Главкипп | 274—273 | Фесмофет Эвфоний. |
| Телокл (?) | 272—271 | |
| Пифарат | 271—270 | |
| Пифидем | 270—269 | Фесмофет Клиген. |
| Диогитон | 269—268 | Фесмофет Феодот. |
| Менекл | 268—267 | Фесмофет Феодор. |
| Никий | 267—266 | Фесмофет Исократ. Начало Хремонидской войны с Македонией. |
| Гагний | 266—265 | Фесмофет Потамон. |
| Филократ | 265—264 | Фесмофет Гегесипп. |
| Диогнет | 264—263 | |
| Антипатр | 263—262 | |
| Арринид | 262—261 | |
| Клеомах | 261—260 | Фесмофет Афонет. Афины взяты македонским царём Антигоном II Гонатом. Конец Хремонидской войны. |
| Полистрат (?) | 260—259 | |
| Антифон (?) | 258—257 | |
| Фимохар (?) | 257—256 | Фесмофет Сострат. |
| Алкивиад (?) | 256—255 | |
| Эвбул | 255—254 | |
| Филострат (?) | 254—253 | |
| Лисифид (?) | 253—252 | |
| Ликей (?) | 252—251 | |
| Каллимед | 251—250 | Фесмофет Калий. |
| Антимах | 250—249 | Фесмофет Хэриген. |
| Ферсилох | 249—248 | Фесмофет Диодот. |
| Полиевкт | 248—247 | Фесмофет Хэрефон. |
| Гиерон | 247—246 | Фесмофет Фенил. |
| Диомедон | 246—245 | Фесмофет Форискид. |
| Феофем | 245—244 | Фесмофет Прокл. |
| Филоней | 244—243 | |
| Киденор | 243—242 | |
| Эвриклид | 242—241 | |
| Лисиад | 241—240 | Фесмофет Аристомах. |
| Афенодор | 240—239 | Фесмофет Аркет. |
| Лисий | 239—238 | |
| Фидострат | 238—237 | |
| Кимон | 237—236 | |
| Экфант | 236—235 | |
| Лисаний | 235—234 | Фесмофет Эвмел. |
| Фанострат (?) | 234—233 | |
| Ясон | 232—231 | |
| Фаномах (?) | 230—229 | |
| Гелиодор | 229—228 | Фесмофет Харий. |
| Леохар | 228—227 | Фесмофет Феокрисий. |
| Феофил | 227—226 | Фесмофет Филипп. |
| Эргохар | 226—225 | Фесмофет Зоил. |
| Никет | 225—224 | |
| Антифил | 224—223 | |
| Архелай | 222—221 | Фесмофет Мосх. |
| Фрасифон | 221—220 | |
| Менекрат | 220—219 | |
| Хэрефон | 219—218 | |
| Каллимах (?) | 218—217 | Фесмофет Аристотель. |
| Гагний | 216—215 | Фесмофет(?) Потамон. |
| Диокл | 215—214 | Фесмофет Аристофан. |
| Эвфилет | 214—213 | |
| Гераклит | 213—212 | |
| Филин (?) | 212—211 | |
| Эсхрон | 211—210 | |
| Каллесхр | 210—209 | Фесмофет Архикл. |
| Анкил (?) | 208—207 | |
| Пантиад (?) | 207—206 | |
| Каллистрат (?) | 206—205 | Фесмофет Гагнонид. |
| Эвандр (?) | 205—204 | |
| Аполлодор | 204—203 | |
| Проксенид | 203—202 | Фесмофет Эвбул. |
| Эвтикрит (?) | 202—201 | |
| Никофон (?) | 201—200 | |
| Дионисий (?) | 200—199 | |
| Филон (?) | 199—198 | |
| Диодот | 198—197 | |
| Созитель | 197—196 | |
| Харикл | 196—195 | Фесмофет Эсхрион. |
| Фанархид | 193—192 | |
| Диодот | 192—191 | Вторично(?). Фесмофет Прокл. |
| неизвестный | 191—190 | Фесмофет Кефал. |
| Гиппий (?) | 190—189 | Вероятно, фесмофет Феодосий. |
| Исократ (?) | 189—188 | |
| Симмах | 188—187 | Фесмофет Архикл. |
| Феоксен | 187—186 | Вероятно, фесмофет Биотель. |
| Зопир | 186—185 | Фесмофет Мегарист. |
| Эвполем | 185—184 | Фесмофет Стратоник. |
| Созиген (?) | 184—183 | |
| Гермоген | 183—182 | |
| Тимесианакс | 182—181 | |
| Телесархид | 181—180 | |
| Дионисий (?) | 180—179 | Фесмофет Ясон. |
| Менедем | 179—178 | |
| Филон | 178—177 | Фесмофет Филистион. |
| Спевсипп | 177—176 | |
| Гиппак | 176—175 | |
| Соник | 175—174 | Фесмофет Павсаний. |
| Александр (?) | 173—172 | |
| Созиген | 172—171 | |
| Антиген | 171—170 | Фесмофет Созандр. |
| Эвник | 169—168 | Фесмофет Гиероним. |
| Ксенокл | 168—167 | Фесмофет Сфенедем. |
| Никосфен (?) | 167—166 | |
| Ахей | 166—165 | Фесмофет Гераклеон. |
| Пелопс | 165—164 | Фесмофет Дионисикл. |
| Харий (?) | 164—163 | |
| Эраст | 163—162 | Фесмофет Деметрий. |
| Посидоний | 162—161 | |
| Аристол(а) | 161—160 | |
| Тихандр | 160—159 | Фесмофет Созиген. |
| Диокл (?) | 159—158 | Фесмофет Дионисодор. |
| Аристехм | 158—157 | |
| Антестерий | 157—156 | |
| Каллистрат | 156—155 | |
| Мнесфей | 155—154 | Фесмофет Филиск. |
| Эпенет (?) | 154—153 | |
| Аристофант (?) | 153—152 | |
| Федрий (?) | 152—151 | |
| Андрей (?) | 151—150 | |
| Зелевк (?) | 150—149 | |
| Микион (?) | 149—148 | |
| Лисиад (?) | 148—147 | |
| Архон (имя или должность?) | 147—146 | Рим подчиняет себе Грецию (146 год до н. э.). |
| Эпикрат | 146—145 | |
| Метрофан | 145—144 | Фесмофет Эпиген. |
| Гермий (?) | 144—143 | |
| Феэтет | 143—142 | |
| Аристофон | 142—141 | |
| Плистен (?) | 141—140 | |
| Гагнофей | 140—139 | Фесмофет Менекрат. |
| Аполлодор | 139—138 | |
| Тимарх | 138—137 | |
| Гераклит | 137—136 | Фесмофет Дионисий |
| Тимархид | 136—135 | |
| Дионисий | 135—134 | Фесмофет Феолит. |
| Никомах | 134—133 | |
| Ксенон | 133—132 | |
| Эргокл | 132—131 | |
| Эпикл | 131—130 | Фесмофет Горгил. |
| Демострат | 130—129 | |
| Ликикл | 129—128 | |
| Дионисий | 128—127 | |
| Феодорид | 127—126 | Фесмофет Созикрат. |
| Диотим | 126—125 | |
| Ясон | 125—124 | Фесмофет Афинодор. |
| Никий (умер); Исиген | 124—123 | |
| Деметрий | 123—122 | |
| Никодем | 122—121 | Фесмофет Эпиген. |
| Фокион (?) | 121—120 | Вероятно, Фесмофет Эвандр. |
| Эвмах | 120—119 | |
| Гиппарх | 119—118 | |
| Ленэй | 118—117 | Фесмофет Исидор. |
| Меноит | 117—116 | |
| Сарапион | 116—115 | Фесмофет Софокл. |
| Навсий | 115—114 | |
| Плистен | 114—113 | |
| Парамон | 113—112 | |
| Дионисий | 112—111 | Фесмофет Ламий. |
| Созикрат | 111—110 | |
| Поликлит | 110—109 | |
| Ясон | 109—108 | Фесмофет Эпифан. |
| Демохар | 108—107 | |
| Аристарх | 107—106 | Фесмофет Телест. |
| Агафокл | 106—105 | Фесмофет Эвкл. |
| Гераклид | 105—104 | |
| Диокл (?) | 104—103 | |
| Феокл | 103—102 | |
| Эхекрат | 102—101 | |
| Медей | 101—100 | Фесмофет Филион. |
| Феодосий | 100-99 | |
| Прокл | 99-98 | |
| Аргей | 98-96 | Вероятно, правил два срока. |
| Гераклит | 96-95 | |
| Диокл (?) | 95-94 | |
| Исократ (?) | 94-93 | |
| Каллий | 93-92 | |
| Менедем (?) | 92-91 | |
| Медей | 91-88 | Вероятно, правил три срока. |
| 88-87 | Безвластие. Аристион, тиран (88-86). Привлёк на свою сторону понтийского царя Митридата VI для защиты от римлян. | |
| Филиант | 87-86 | Римляне захватывают Афины (1 марта 86 года до н. э.). Аристион казнён по приказу диктатора Луция Корнелия Суллы. |
| Гиерофант | 86-85 | |
| Пифокрит | 85-84 | |
| Эсхрей (?) | 84-83 | Афины сдались римским войскам под командованием Луция Корнелия Суллы. |
Афины уже в эллинистический период потеряли политическое влияние. Попав под власть Рима, Афины и их земли (Аттика) вошли в состав римской провинции Ахайя. Архонты Афин известны до 275 года н. э., но это были уже не правители государства, а провинциальные чиновники. С течением времени архонты всё больше назначались из римлян. Иногда титул архонта Афин присваивали римские императоры (Домициан, Коммод, Адриан, Галлиен).
Источники
- Книга династий / Николай Сычев. — М.: АСТ: Восток-Запад, 2006.
- en:Archon of Athens
- [hbar.phys.msu.ru/gorm/chrono/biktabl.htm#t7 Э.Бикерман. Хронология древнего мира]
Напишите отзыв о статье "Список архонтов Афин"
Ссылки
- Архонт // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Список архонтов Афин
Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.
В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.
Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
