Эфес (город)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
У этого термина существуют и другие значения, см. Эфес.
Древний город
Эфес
лат. Ephesus, греч. Ἔφεσος, тур. Efes
<tr><td colspan="2" style="text-align:center;">
Карта города (энциклопедия Meyers Konversationslexikon, ок. 1888 года)</td></tr>
Страна
Древняя Греция
Основан
Разрушен
Причины разрушения
заброшен
Состав населения
Население
до 225000[1][2]
Современная локация
Турция, к западу от города Сельчук
Координаты
Аудио, фото и видео на Викискладе

Эфе́с (греч. Ἔφεσος, лат. Ephesus, тур. Efes) — древний город на западном побережье Малой Азии, при впадении реки Каистр (совр. Малый Мендерес), южнее Смирны (совр. Измир) и западнее города Сельчук (современная территория Турции). Население города достигало 225 тысяч жителей.

Своей славой Эфес в большой степени обязан местному культу восточной богини плодородия, со временем отождествлённой с греческой богиней Артемидой. Поклонение богине идёт с незапамятных времён, но строительство посвящённого ей храма, одного из семи чудес света, началось в первой половине VI века до н. э.

Город был заложен на берегу Эгейского моря как портовый и быстро развивался за счёт торговли. В 500-х годах нашей эры город перенесён на холм Айясолук вблизи нынешнего города Сельчук, поскольку бухта заилилась и полностью обмелела. Впоследствии море продолжило отступать от города, что и стало причиной его упадка. Землетрясения и оползни окончательно похоронили руины под землёй, тем самым сохранив их для археологов. Сегодня развалины Эфеса, большей частью реконструированные, находятся на расстоянии около 6 километров от берега моря на седловине между двух холмов.

Эфес (в ином написании — Ефес) и его жители многократно упоминаются в Деяниях святых апостолов (см. Деян. 18:19-21, Деян. 18:24-26 и практически полностью 19-ю главу «Деяний»). Ефесская церковь фигурирует в Откровении Иоанна Богослова как одна из семи церквей Апокалипсиса (см. Откр. 1:11, Откр. 2:1-7); эти книги, а также Послание к Ефесянам апостола Павла входят в состав Нового Завета.

В 1869 году английскими учёными были произведены первые археологические раскопки основанного Лисимахом города на горе, в результате которых миру была открыта красота античного города. В настоящее время археологическая зона Эфеса, размером более десяти километров, находится в окрестности турецкого города Сельчук. В музее Сельчука собраны уникальные находки из Эфеса и соседних античных городов и поселений.





История

Неолит и бронзовый век

Окрестности Эфеса были населены ещё в эпоху неолита, о чём свидетельствуют раскопки курганов Арвальи и Кукуричи[3].

В ходе раскопок последних лет были найдены поселения раннего бронзового века у холма Аязулук. В 1954 году неподалёку от развалин базилики Св. Иоанна было найдено кладбище микенской эпохи (1500—1400 гг. до н. э.). Среди находок были изделия из керамики[4].

Судя по хеттским источникам, город носил название Апаша (Апаса), откуда происходит более позднее «Эфес», и был краткое время столицей конфедерации или царства Арцава, враждебного хеттам и союзного ахейцам[5][6].

В постхеттскую эпоху бронзового века Эфес был столицей небольшого карийского государства[7], затем заселён греками-ионийцами из Афин.

Ионический период

В XI веке до н. э. территория будущего города была захвачена ионийцами. По преданию, сын Кодра, Андрокл, который возглавлял ионийских переселенцев, основал город на расстоянии 1,5 км от храма на берегу моря, данное прибрежное поселение было классическим ионийским городом. В городе были построены храмы Афины и Аполлона. От акрополя (в наши дни на том месте, где расположен акрополь, находится византийский источник) практически ничего не осталось. Местонахождение акрополя — небольшой холм округлой формы перед стадионом. Сын афинского правителя Кодра, Андрокл, правил государством вплоть до VI века до н. э., его устройство рассматривалось как полуаристократическое. До середины нового столетия государственное правление приобрело черты диктатуры[8].

В дальнейшем были налажены взаимоотношения с правителями Лидии. В 541 году до н. э. лидийский царь Крёз после захвата города заставил его жителей переселиться в долину ближе к храму Артемиды. Во времена его правления Эфес достиг значительного расцвета. Несмотря на жёсткий стиль правления, Крёз уважительно относился к жителям Эфеса и потратил большие средства, чтобы украсить новый большой храм Артемиды[9][10]. В тот период здесь жили такие люди, как Гераклит, оказавший большое влияние на развитие античной философии, и Каллин, элегический поэт[11][8].

Эфес продолжал процветать, но после поднятия налогов Камбисом II и Дарием I жители города приняли участие в Ионийском восстании против персидского владычества. В 498 году до н. э. состоялась битва при Эфесе, в которой греки потерпели поражение. В 479 году до н. э. ионийцы при поддержке Афин смогли вытеснить персов с берегов Малой Азии. В 478 году до н. э. ионийские города создали вместе с Афинами Первый афинский морской союз против персов. Эфес не предоставлял союзу корабли, но оказывал финансовую поддержку. Во время заключительного этапа Пелопонесской войны Эфес вышел из союза и воевал против Афин на стороне Спарты. После Коринфской войны, когда спартанские войска покинули Малую Азию, Эфес перешёл под контроль Персии. В 334 году до н. э. после битвы при Гранике город был освобождён от персов Александром Македонским. Позже в 283 году до н. э. Эфес захватил один из преемников Александра Лисимах[8].

С течением времени долина покрылась аллювиальным наносом реки Малый Мендерес, что препятствовало полноценному сообщению Эфеса с морем. Долина реки была заболочена, а население города подвергалось постоянной опасности эпидемии малярии[12].

Лисимах решил переселить население города в долину, расположенную в 2 км от современных гор Панаир и Бюльбюль. Это, как ему казалось, должно было повысить уровень благополучия и безопасности города. После переселения Лисимах приказал построить высокие крепостные стены. Остатки этих стен сохранились и до наших дней. Горожан, которые не желали переселяться, Лисимах заставил подчиниться его плану, намеренно перекрыв каналы водоснабжения, но затем их функционирование было возобновлено[12].

Новый город был назван Арсиное, в честь его супруги. В городе имелись стадионы, гимназиумы и театр, и, по некоторым сведениям, он являлся богатым торговым центром. Благодаря усилиям Лисимаха Эфес достиг своего наивысшего расцвета и благополучия. Период расцвета продолжался до завершения эллинистического и начала римского периода истории города[12].

Монетное дело

В течение очень долгого времени наиболее популярным изображением на монетах Эфеса была пчела, в городе чеканились как тетрадрахмы, так и очень маленькие бронзовые монеты. Пчела была связана с Эфесом по многим причинам. По словам писателя Филострата Старшего, афиняне, которые пришли, чтобы колонизировать Ионию, где находится Эфес, пришли с музами, принявшими форму пчёл. Кроме того, жриц Артемиды называли «пчёлами» богини. На более поздних монетах Эфеса наиболее часто изображали оленя и (или) факел на оборотной стороне. Олень и факел являлись атрибутами Артемиды[13].

Римский период

После смерти Лисимаха некоторое время Эфес находился под контролем Птолемеев и Селевкидов, а в 190 году до н. э. вошёл в состав Римской республики[12]. Город участвовал в подавлении восстания Аристоника Пергамского: в морском бою эфесский флот нанёс поражение флоту восставших[14].

Став частью Римского государства, город сразу ощутил на себе влияние метрополии. Значительно выросли налоги, в результате чего участились случаи грабежей, кроме того, в первое время спокойствие горожан нарушали частые войны[12]. В 88 г. до н. э. город присоединился к антиримскому восстанию городов Малой Азии, которое возглавил царь Понта Митридат. В результате восстания были убиты около 80 тысяч римских граждан, многие из которых жили в Эфесе. Однако, увидев, как Зенобий, полководец Митридата, обошёлся с жителями Хиоса, эфесцы отказались вступать в его армию. Зенобий был убит, за что Эфес был жестоко наказан Митридатом. Тем не менее, город получил самоуправление, но ненадолго. Уже в 86 г. до н. э. Митридат был разбит Луцием Корнелием Суллой. На этом закончилась первая Митридатова война, и Эфес вернулся под власть Рима. Вместе с другими малоазийскими городами Эфес должен был выплатить огромную контрибуцию, наложенную Суллой, что надолго осложнило финансовое положение города[15].

Во время гражданской войны в Риме, которая последовала после убийства Цезаря в 44 г. до н. э., дань с Эфеса получали обе стороны, но в 27 г. до н. э., при Августе, город стал фактически столицей римской провинции Азия, занимавшей западную половину Малой Азии. Город стал быстро развиваться и со временем стал одним из крупнейших в империи. Если верить Страбону, по своему значению Эфес уступал только самому Риму[16].

В первые два века нашей эры Эфес пережил новый культурный и экономический подъем. В городе шло широкое строительство: большой театр из мрамора и знаменитая Библиотека Цельса, новые храмы и административные здания, акведуки и фонтаны. Эфес стал одним из городов второй софистики.

Ещё больше увеличилось значение и влияние святилища Артемиды. Недаром выдающийся оратор II века Элий Аристид в одной из речей назвал храм Артемиды «казнохранилищем всей Азии» (Or. 23.24)[17][18].

Лишь в 262 году нашей эры Эфес, как и другие греческие города, подвергся разорению готов, которые переплыли Геллеспонт и высадились в Малой Азии (SHA XXIII.IV.6). Готы не только разграбили, но и подожгли святилище Артемиды (Иордан. Getica 20).

Византийский период

В V—VI веках Эфес входил в пятёрку важнейших городов Византийской империи. При императоре Константине I Великом город был в значительной степени перестроен, были выстроены новые бани. К IV веку большинство эфесцев, по-видимому, перешло в христианство, и в 401 году храм Артемиды был окончательно разрушен. Камень, из которого он был построен, пошёл на строительство других зданий, в том числе Софийского собора[19]. В 431 году в Эфесе состоялся Третий Вселенский собор, на котором присутствовало 200 епископов. В 449 году в Эфесе состоялся Второй Эфесский собор, который не был признан Вселенской церковью[20].При императоре Юстиниане I в городе была построена базилика Св. Иоанна.

В 614 году город был частично разрушен землетрясением[21]. В дальнейшем значение города как центра торговли убывало по мере того, как эфесская гавань постепенно заполнялась илом из реки. Неоднократно предпринимавшиеся попытки углубления дна не могли спасти ситуацию. На сегодняшний день гавань находится в 5 километрах от города[22]. Потеряв гавань, город лишился и выхода к Эгейскому морю, что немедленно ударило по торговле. Люди стали покидать город, перебираясь на близлежащие холмы. Руины храмов использовались в качестве источника строительного камня для новых жилищ.

Арабские грабежи 654—655, 700 и 716 годов ещё больше ускорили упадок города. К моменту завоевания турками-сельджуками в 1090 году[23][24] от него осталась лишь небольшая деревня. В 1100 году Византия возвратила контроль над населённым пунктом (переименованным в Агиос-Феологос, в честь апостола Иоанна Богослова) и удерживала его до 1308 года. В декабре 1147 года во время Второго крестового похода состоялась битва с сельджуками в непосредственной близости от города[25]. На момент прихода в эти места крестоносцев на месте шумного портового города находилась деревня Аясолук. Даже храм Артемиды был совершенно забыт местными жителями.

Османский период

В 1304 году крепость Агиос-Теологос (тур. Аясолук) была занята войсками Саса-бея, полководца бейлика Ментеше. В скором времени он отошёл к бейлику Айдыногуллары, и здесь появился сильный флот, совершавший отсюда рейды по окрестностям. С этого начался новый, непродолжительный период процветания, уже под властью сельджуков. Город снова пережил короткий период расцвета в XIV веке во времена новых сельджукских правителей. В городе появились новые значительные сооружения — мечеть Иса-бей (1374—1375)[26], караван-сараи и турецкие бани. В 1391—1392 годах территория вошла в состав Османской империи[27].

Полководец из Центральной Азии, Тамерлан, разгромил османов в Анатолии в 1402 году, а османский султан Баязид I умер в плену[28][29]. После периода волнений данный регион был снова включён в состав Османской империи в 1425 году. В XV веке Эфес был окончательно заброшен. Соседний город Аясолук в 1914 году был переименован в Сельчук[30].

Религия

Культ Артемиды

Родиной культа Великой Артемиды, богини охоты, считается залив реки Малый Мендерес. В архаические времена ещё в доионический период в этих местах поклонялись богине плодородия — владычице зверей. Обитатели этих мест — карийцы и лелегрелы — поклоняясь, обращались к ней «Великая Мать»[12].

Изучая культуру античного периода, учёные убедились в том, что образ этой богини использовался в различных формах поклонения. Из-за этого имя Артемида употреблялось не всегда (в римской традиции фигурировало имя Диана), и всё же богиня почиталась в обязательном порядке. В более поздний период ионийцы, прибывшие в эти места, назвали её по-гречески Артемидой. Прибыв в залив реки Малый Мендерес, они обнаружили храм, расположенный между двумя дорогами, начинавшимися от порта и простиравшимися до самого центра этой местности, храм находился в окружении крепостных стен. Внутри крепостных стен находилась статуя Артемиды, изготовленная из дерева. Эта статуя является предшественницей известной статуи Артемиды[12]. Лидийский царь Крёз, завоевав эти края, разрушил храм Артемиды. Позже по приказу царя на дороге между Сельджуком и Эфесом в 100 или 150 м от Сельджука был сооружён каменный храм Артемиды. Царь Лидии принёс в дар несколько колонн[31].

Исследователи отмечают определённую связь Александра Великого с храмом Артемиды. В 356 году до н. э. в ночь рождения Александра храм Артемиды в Эфесе был подожжён. Это сделал психически неустойчивый человек по имени Герострат, который таким образом планировал увековечить своё имя. Он достиг своей цели, так как его имя до сих пор является частью таких крылатых выражений, как «Геростратова слава», «лавры Герострата» и других. В те времена эфесцам часто задавали такой вопрос: «Отчего же Артемида не спаслась от пожара?», на что давался ответ: «В ту ночь Артемида оказывала помощь при родах Александра в Пелле вблизи Салоник». В результате от этого древнейшего памятника не осталось почти никаких следов. После случившегося пожара храм был восстановлен и украшен статуями работы Праксителя и других выдающихся скульпторов. Статуя богини была украшена позолоченным и блестящим мрамором, переливающимся на свету[32].

В 334 году до н. э. Александр Великий после нанесения поражения персам прибыл в эти места. Он организовал церемониальное шествие в честь богини Артемиды и обещал населению Эфеса содержать новый храм и оплатить старые расходы. Однако жители Эфеса отклонили предложение Александра и ответили таким образом:

Боги богам не сооружают храмов![32]

Существует выражение «велика Артемида Эфесская», возникшее в начале христианизации города во времена конфликтов между поклонниками богини и христианами. По сохранившимся сведениям, лидером христиан был апостол Павел. Ювелир по имени Димитрий изготовлял на продажу миниатюрные храмы Артемиды из серебра. Однако Павел осуждал поклонение идолам, изготовленным человеческой рукой, и счёл такой вид поклонения ошибочной и недопустимой религией. Димитрий, узнав об этом, собрал всех своих коллег и передал слова апостола Павла. Люди, поклонявшиеся богине Артемиде и зарабатывавшие на жизнь ремеслом, собрались вместе и устремились к Большому городскому театру с возгласами: «велика Артемида Эфесская». У здания театра скопление народа было наибольшим. Произносились многочисленные речи, и народное волнение приостановили государственные власти. Дело было передано в судебные органы. Павел был вынужден покинуть город. Храм Артемиды вошёл в историю не только как архитектурная памятка, но и в то же время служил храмом для поклонения тысяч людей. В его строительстве приняло участие большое число художников и скульпторов[33].

Христианство

Апостол Иоанн

В Эфесе жили апостолы Иисуса Павел и Иоанн. Святой Павел пребывал в Эфесе на протяжении 5—6 лет и занимался религиозной деятельностью, вместе с ним проповедовал его ученик, Тимофей, который впоследствии стал первым епископом Эфеса[34], основав Эфесскую архиепархию (существовала до XI века). Святой Иоанн провёл в Эфесе последние годы своей жизни и здесь же начал писать Евангелие. Местом его захоронения считается холм Аясолук, где и находится его могила. На его могиле римский император построил церковь, которая стала самым значительным памятником средневековья в этом регионе[35].

Если верить Евангелию, распятие Иисуса происходило на глазах у апостола Иоанна и Святой Марии, матери Христовой; в этот момент Иисус, взглянув на Иоанна, сказал: «Это твоя мать», а взглянув на мать, сказал: «А это твой сын». После этого апостол Иоанн принял Марию и никогда не оставлял её одну. После распятия Иисуса в Иерусалиме обстановка среди населения была нестабильной. Вследствие убийства брата апостола Иоанна, апостола Иакова, он решил покинуть Иудею. Между 37 и 48 годами подробная информация о жизни Иоанна отсутствует. Исчезновение апостола Иоанна на 11 лет, предположительно, указывает на его нахождение в Эфесе. Как и другие апостолы, Иоанн был занят распространением христианства. В первой половине VI века по повелению императора Юстиниана I на могиле апостола Иоанна возвели базилику[35].

Святая Мария

Отрывок из одного сообщения третьего собора, созванного в Константинополе, подтверждает, что Святая Мария вместе с Иоанном Богословом действительно переселилась в Эфес. О жизни после Рождества и о смерти матери Иисуса, Святой Марии, подробных сведений не имеется. Сведения, данные апостолами Лукой и Иоанном, носят относительно противоречивый характер. В Евангелие от Луки Мария изображается как человек глубоко верующий и имеющий большую надежду на будущее. Апостол Лука описывает жизнь матери Иисуса до вознесения Христова[36].

Апостол Иоанн описывал события немного в иной плоскости. Зарождение новой религии сопровождалось волнениями внутри народа, тем не менее, новое вероучение распространялось довольно быстро. После распятия Иисуса Мария покинула Иудею. Иоанн рассказывает о Божьей Матери, которая была ему доверена Иисусом. Апостол Иоанн взял её к себе на содержание, как и завещал Иисус[36].

Вследствие распятия сына и начала гонений на христиан Мария покинула Иерусалим. Она переселилась в долину, окружённую лесом, неподалёку от Эфеса, её дом находился на горе, неподалёку от лесистой лощины. В этих местах Святая Мария нашла себе постоянное пристанище. Раз в году эфесцы, чтобы почтить Артемиду, взбирались на гору Сольмиссос, однако о нахождении Марии на этой горе им не было известно. Об этом знал лишь апостол Иоанн[36].

Не все религиоведы поддерживают версию, что Святая Мария умерла именно в Эфесе, многие называют местом её смерти Иерусалим, а местом погребения — Гефсиманский сад[37]. В поддержку версии, связанной с Эфесом, высказывается Ф. Стрихер:

Поклоняйтесь Марие заступнице, находящейся не в Риме, а в Эфесе[36]. — Schweizer Kirchenzeitung (рус. Швейцарская церковная газета)

Семь отроков Эфесских

Основная статья: Семь отроков Эфесских

По преданию, во времена императора Деция Траяна семеро юношей, спасаясь от идолопоклонников, нашли укрытие в пещере и провели в ней во сне 200 лет. По другой версии, семеро спящих проснулись в V столетии в годы правления императора Феодосия I. Семь отроков Эфесских почитаются и в мусульманстве[38]. В итоге многие христиане пожелали быть захороненными в этом месте, и их желания были исполнены. Так здесь появилась и была построена вначале небольшая церквушка, затем кладбище со ста могилами, число которых росло; в итоге в городе находились большое кладбище и монастырь. Число могил росло вплоть до VI столетия, и эти места до начала XII века были пунктом назначения многих христианских паломников. Позже эти места были покинуты и подвергнуты разрушениям[39].

Ислам

Ислам в Эфесе стал распространяться с началом османского периода в истории города, то есть начиная с первой половины XIV века. В 1375 году на холме Аясолук была построена первая в Эфесе мечеть Иса-бей. Она была построена дамасским архитектором Али ибн Мишимишем по заказу Айдыноглу Иса-бея. Сама мечеть занимала 1/3 часть комплекса и 2/3 дворового участка. Весь комплекс имел длину в 57 м, ширину 51 м и занимал довольно большую площадь. Во внутренний двор мечети с полуразрушенными куполами имеется вход с западных ворот. Главный вход в мечеть проходит через трёхарочные ворота. Два купола подкреплены колоннами из чёрного гранита. Купола и колонны матово-белого и тёмно-голубого цветов с фаянсовым покрытием. Для возведения мечети Иса-бей и других мечетей в этом районе использовались строительные материалы, привезённые исключительно из Эфеса. Колонны из гранита и капители привезены из портовых бань. Мечеть Иса-бей является одним из лучших образцов исламской архитектуры в Малой Азии. Окна и двери мечети украшены с особой тщательностью. Купол имеет подпорочные своды из дерева, расположенные с двух сторон[26][40].

Архитектура

Храм Артемиды

Основная статья: Храм Артемиды Эфесской

Существует мнение, что первоначально храм Артемиды был построен амазонками. Плиний Старший указывает, что на этот храм семь раз совершались нападения[41]. Лидийский царь Крёз, прибыв в Эфес, принял решение спонсировать строительство храма критскими архитекторами Херсифроном и его сыном Метагеном, царь подарил им колонны, украшенные рельефными рисунками в нижней части (на базах колонн храма сохранились две его надписи[31])[42].

Спустя 200 лет в 356 году до н. э. этот архаический храм был подожжён человеком по имени Герострат. В конечном счёте храм был восстановлен. Одно из чудес света сохранило свои размеры и после восстановления. Ширина храма Артемиды была 52 метра, длина — 105 м, высота колонн — 18 м. Храм существовал до III века н. э., в 253 году после нападения готов храм вновь подвергался грабежам, мародёрству и поджогам. Из-за распространения на данной территории христианства храм больше не восстанавливался. После разрушения храма большая часть его мраморных колонн была вывезена в Константинополь и использована для строительства Софийского собора[42].

Остатки храма были обнаружены в конце XIX века английскими учёными. Архитектурные и скульптурные фрагменты храма Артемиды находятся в Британском музее. В Стамбульском музее археологии и Эфесском музее выставлены ценные артефакты из золота и слоновой кости[42].

Библиотека Цельса

Основная статья: Библиотека Цельса

Библиотека была построена в эпоху империи во время правления Адриана по проекту архитектора Тиберия Юлия Аквилы, который пожелал посвятить её своему отцу Тиберию Юлию Цельсу[43][44][45]. Строительство началось в 114 г. н. э. и было завершено в 135 г. н. э. уже наследником Тиберия, который завещал большую сумму средств на покупку книг и содержание библиотеки. Во 2-й половине III века во время нашествия готов внутренняя часть здания была полностью разрушена пожаром, который пощадил фасад здания. Однако в поздний византийский период фасад был разрушен землетрясением[46].

В 1960—70-х годах была проведена масштабная реконструкция фасада с целью придать ему первоначальный вид. Двухъярусный фасад, украшенный колоннами, имеет вид театральной декорации. Колонны нижнего яруса, которые стоят на подиуме центральной лестницы из девяти ступеней, сгруппированны попарно в четыре ряда и увенчанны капителями коринфского ордера. Колонны верхнего яруса имеют меньшие размеры. Треугольные и полукруглые тимпаны венчают колонны трёх центральных пар. На нижнем этаже за сценично оформленною колоннадою видно три портала в обрамлении тончайшего орнамента, имитирующего рельефный фриз. Над порталами находятся три больших проёма окон. Вход в библиотеку начинался с 9-ступенчатой лестницы. На верхнем подиуме стояли четыре скульптуры, олицетворявшие Премудрость, Добродетель, Мысль и Познание[47].

Агора

Руины агоры относятся к сооружениям периода Римской империи, построенным, скорее всего, в период правления императоров Августа и Клавдия. Агора, которая окончательно была застроена при Феодосии (IV в.), была украшена двойной колоннадой портика, под которым размещались торговые ряды. Когда-то в центре агоры были водяные часы. Эти часы были отреставрированы и переставлены в восточную галерею. Агора была центром торговой деятельности, куда съезжались купцы со всех концов империи. Здесь был также рынок рабов, на агоре проводились собрания по случаям религиозных и светских праздников. На севере от агоры стоят развалины колоннады базилики, построенной при династии императоров Августов[48].

Театры

Большой театр

Большой театр находился в самом начале Портового проспекта, прилегая вплотную к холмам горы Панаир. Передняя и боковые части театрального здания окружены высокими стенами. Театральная сцена, представляющая существенную культурную значимость, дошла до нашего времени и имеет хорошую сохранность. Театральное здание было трёхэтажным с особым декорационным строем колонн, скульптурных памятников в нишах и изящных рельефных рисунков. Второй этаж театра был построен по приказу императора Нерона, а третий — императором Гальбой[49].

Здание театра было обнаружено в результате многолетних археологических раскопок. Последние строительные работы в театре были проведены во времена правления императора Траяна. Театр вмещал 25 000 зрителей и имел диаметр 50 м. Проход, расположенный в верхней части здания, имел сообщение с улицей Куретов. Плиты и камни этого театрального здания, впрочем, как и в других случаях, были использованы при строительстве других зданий. Художественная значимость этого сооружения довольно велика: не только как образца театрального здания, но и как места кульминации борьбы между христианами и идолопоклонниками. В первые годы христианства шло постоянное противостояние между теми, кто поклонялся Христу и Артемиде[50]. В окрестностях этого театра происходили народные волнения на религиозной почве, в дело пришлось вмешаться городским службам[51].

Одеон

Полукруглое сооружение, известное также как Малый театр, стоит на склоне холма, на север от агоры. Судя по надписи, его построил в 150 году н. э. Публий Ведий Антоний. Изначальное назначение одеона — булевтерий, место заседаний городского сената. Первое крытое сооружение, рассчитанное на 1400 мест, использовалось поочерёдно: то для заседаний Сената, то для театральных представлений. Архитектурное решение одеона аналогично классическим моделям: аудиториум с его двухъярусным полукругом рядов, разделённый на четыре основных сектора лестничными проходами; конструкция просцениума говорит о том, что строение было предназначено скорее для заседаний сената, чем для театральных представлений. Хотя существует версия, что театр вообще не использовался по причине отсутствия приспособлений для слива дождевой воды[52].

Публичный дом

На указателе публичного дома по Мраморному проспекту был изображён след ступни. По одной из версий, публичный дом мог посетить лишь тот, чья нога была не меньше следа на мраморе. Здание публичного дома было расположено слева в конце Мраморного проспекта, оно датируется IV столетием. В публичном доме тщательно следили за соблюдением правил гигиены и санитарных норм. Так посетитель должен был пройти к залу через узкий коридор для проверки с обязательным требованием относительно чистоты рук и ног. Для соблюдения гигиены в публичном доме имелись все необходимые условия и предметы. Заведение было построено в честь Афродиты. Главный салон имел мраморное покрытие и был украшен скульптурками Афродиты[53].

Храм Адриана

Надпись, выгравированная на архитраве храма, свидетельствует о дате его сооружения — около 138 года н. э. — малоизвестным архитектором П. Квинтилиусом, который посвятил храм императору Адриану. Перед монументальным пронаосом поднимаются пьедесталы от четырёх статуй, которые когда-то украшали храм. По тем надписям, которые сохранились на пьедесталах, можно определить, что это были статуи императоров Диоклетиана, Максимиана, Констанция Хлора и Галерея. Коринфский ордер храма безошибочно определяется с первого взгляда по изысканности скульптурной орнаментики. Две центральные колонны поддерживают лёгкую, утончённую арку — всё, что сохранилось от оригинального треугольного тимпана, который когда-то венчал здание. Орнаментика арки как бы продолжает мотив фризов, которые идут цельной линией по антаблементу; в центре арки помещён бюст Тихе (богини-покровительницы города). Архитравы порталов богато декорированы с использованием античных орнаментов. Над главным порталом, который ведёт в наос, находится полукруглая люнетта, где на фоне утончённого переплетения цветов и листьев аканта представлена женская фигура, которая напоминает античные изображения Медузы. В середине наоса можно увидеть часть оригинального подиума, который когда-то поддерживал статую императора Адриана[54][55]. Храм был изображён на реверсе турецкой банкноты в 20 миллионов лир 2001—2005 годов[56] и на новой 20-лировой банкноте 2005—2009 годов[57][58].

Улица Куретов

Улица Куретов протянулась вдоль склона от Библиотеки Цельса и Ворот Геракла до агоры. Тот вид, который она имеет в наши дни, был придан ей на рубеже IV и V вв., когда проводились работы по её обновлению после сильного землетрясения середины IV в., которое полностью разрушило улицу. Мощение из мрамора и природного камня гармонирует с руинами античных строений, которые стоят по обеим сторонам улицы. Можно увидеть колонны, каменные пьедесталы, подиум, капители, фризы, статуи и остатки торговых лавок и жилых домов. Из этих античных руин, часто привезённых сюда из других районов города, выразительно выделяются крытые галереи с колоннами, покрытие которых выполнено из ценной тонкой мозаики. На пустых пьедесталах, повёрнутых к колоннам, когда-то стояли статуи. На многих пьедесталах до сих пор сохранились надписи, выгравированные на камне. Например, в левой части улицы на юге находилась статуя внука римского диктатора Суллы, Меммиуса[59]. Большая часть статуй была помещена в музей. Название улицы связано с мифологическими персонажами, которые дали имя священной касте куретов. Сначала они возглавляли знаменитые культовые действия в Храме Артемиды[60], а со временем стали играть основную роль в Пританее, где сохранилось множество надписей, которые рассказывают об их деятельности. Такие же надписи встречаются и по всему городу. На этой и других улицах города размещались ямы, накрытые решётками, где помещали осуждённых за убийство или изнасилование. Каждый прохожий имел право плюнуть в яму, чем выражал своё осуждение. На улице также расположена стена из мрамора, на котором выгравированы все городские законы.

«Дома на склоне холма»

С противоположной стороны Храма Адриана расположен оригинальный ансамбль зданий под названием «Дома на склоне холма», повёрнутый к улице Куретов. В основном здесь жили представители привилегированных слоёв общества, в связи с чем улица имеет другое название — «Дома богачей». Они размещены таким образом, что каждый дом служит своего рода террасой для следующего за ним дома. Так называемый Дом Перистиля II отличается большим количеством декораций. Он был построен в I веке, но со временем несколько раз перестраивался вплоть до VI века. Многочисленные комнаты внутри домов имеют мозаичные полы и настенные фрески IV века. Дом Перистиля I также реставрировался. Датировка его постройки та же, что и предыдущего дома, то есть I век. Одна из комнат известна под названием «театр», поскольку её стены украшены фресками на театральные сюжеты. Некоторые фрески изображают сцены из пьес Менандра и Еврипида. На других фресках изображены мужские и женские обнажённые фигуры. Комплекс был обнаружен в 1969 году во время раскопок пятой по счёту террасы[61].

Пританей

Пританеем в древности называлось здание, которое предназначалось для размещения канцелярских служб, где проводились также праздничные приёмы и банкеты для городской знати. Его можно сравнить с муниципалитетом. Здание пританея было найдено в результате длительных раскопок. Были обнаружены также колонны, плиты и скульптура Артемиды. Комнаты были сгруппированы вокруг священного очага. Нижняя часть здания относится к эллинистическому, а верхняя — к римскому периоду. Предполагается, что пританей был построен императором Августом в I веке н. э. Перед муниципалитетом был небольшой цветник, а для того, чтобы войти в здание, следовало пройти через второй двор, построенный в дорическом стиле. Здание использовалось также в качестве дома для гостей из провинции. Колонны поддерживали крышу помещения, в котором горел вечный священный огонь[62].

Дом Богородицы

Основная статья: Дом Богородицы (Эфес)

Обнаружение дома Богородицы связывают с личностью монахини Анны Катерины Эммерих (1774—1824): за два года до смерти ей якобы явилось видение, связанное с этим домом. Дом был обнаружен в 1892 году благодаря раскопкам, инициатором которых был священник П. Юнг. Предполагается также, что этот дом позднее был церковью, построенной в честь Св. Марии в IX столетии. Дом имеет квадратную форму и построен из камня. Внутрь можно попасть через небольшую дверь спереди. В 1896 году папа Лев XIII высказался в поддержку того, что в доме действительно жила Богородица. Начиная с XX века дом активно посещают паломники[63].

Базилика Св. Иоанна

Святой Иоанн прибыл в Эфес, жил в этом городе и начал писать Евангелие в старой базилике, здесь же он и был похоронен. Археологические находки, обнаруженные здесь, показали, что в этом месте находились его могила и ещё пять других могил, имеющих форму креста, некоторые археологи считают, что такое расположение могил было осуществлено по желанию апостола Иоанна. Однако сделать окончательный вывод достаточно сложно, так как большая часть найденных здесь артефактов была тайно вывезена в Грецию, Австрию и другие страны. Начиная с ранних периодов христианства, эта базилика служила местом поклонения многих паломников. Однако в более поздний период базилика разрушилась из-за неблагоприятных климатических условий. По указу Юлиана церковь была вновь отстроена, и вокруг были построены колонны. Базилика была двухэтажной с 6 большими и 5 малыми куполами, 110 м длиной. Купола были мозаичными и украшены фресковой росписью. Во время раскопок было обнаружено довольно большое количество монет, датируемых I столетием. Из этого следует, что могила апостола Иоанна и церковь его имени были местом постоянного паломничества[64].

История изучения Эфеса

История археологических исследований Эфеса берёт начало в 1863 году, когда британский архитектор и инженер Джон Тертл Вуд, с 1858 года проектировавший здания железнодорожных станций на линии Смирна — Айдын и интересовавшийся бесследно исчезнувшим храмом Артермиды в Эфесе, упомянутом в Новом завете (Деяния 19:34), получил разрешение (фирман) и средства от Британского музея, начал поиски храма Артемиды. В феврале 1866 года, ведя раскопки театра Эфеса, Вуд нашел греческую надпись, в которой сообщалось, что из храма в театр через Магнесийские ворота перевозили золотые и серебряные статуэтки. В 1867 году он обнаружил Священный путь, соединявший Артемисион с городом. Вуд приступил к раскопкам и 31 декабря 1869 года выяснил, что руины храма занесены почти 6-метровым слоем песка[65]. За время раскопок с 1872 по 1874 год было удалено около 3700 кубометров песка, земли и камней, а в Британский музей было отправлено около 60 тонн фрагментов скульптуры и архитектуры[66]. Неблагоприятные условия и ухудшение здоровья вынудили Вуда прекратить раскопки в 1874 году и вернуться в Лондон[67].

В 1895 году немецкий археолог Отто Бенндорф, получив субсидии в размере 10 000 гульденов от австрийца Карла Маутнера Риттера фон Мархофа, возобновил раскопки. В 1898 году Бенндорф основал Австрийский археологический институт, который сегодня играет ведущую роль в исследовании Эфеса. Бенндорф получил разрешение на раскопки от османского султана и в ходе своей работы исследовал большую часть обнаруженной на данный момент территории Эфеса. После основания Турецкой республики правительство передало всё в государственную собственность. С того времени австрийские раскопки осуществлялись всё время за исключением периодов двух мировых войн и непрерывно продолжаются с 1954 года[68].

С 1954 года раскопки и реставрация ведутся не только Австрийским институтом, но и Археологическим музеем Эфеса. В ходе интенсивной работы с 1954 года они обнаружили и восстановили важные артефакты и достопримечательности. В 1979 году Министерство культуры и туризма Турции ускорило эту совместную работу в рамках своей программы «Раскопки Сельчук-Эфес, реставрация и систематизация окрестностей»[68].

В последние годы проект даёт новые перспективы. Основной акцент больше не делается на раскопки древних зданий и общественных мест, больше внимания стали уделять уходу и сохранению зданий, которые уже были обнаружены. Соответственно, в течение последних 15 лет проект восстановил важные здания и памятники. В ходе раскопок, которые продолжаются уже более века, было исследовано только 10 % от общей площади древнего города Эфес. Планируется долгосрочное продолжение раскопок вместе с реставрационными работами[68].

В сентябре 2016 года Турция приостановила работу австрийских археологов из-за ухудшения отношений между Веной и Анкарой. Ожидается продолжение после прояснения отношений между странами[69].

Различные артефакты, найденные в городе, выставлены, в частности, в Венском музее Эфеса[70], Археологическом музее Эфеса в городе Сельчук[71] и в Британском музее.

Эрос и дельфин Скульптура бойца Фриз с головами быков Обломки скульптур, фриз из храма Исиды Саркофаг Монета из электрума (620—600 гг. до н. э.)

Напишите отзыв о статье "Эфес (город)"

Примечания

  1. ↑ Hanson J. W. The Urban System of Roman Asia Minor // Settlement, Urbanization, and Population. — Oxford, England: Oxford University Press, 2011. — Vol. 2. — P. 253. — ISBN 9780199602353.
  2. ↑ Price Simon. Estimating Ancient Greek Populations // [books.google.com/books?id=yf5b50KuibQC&pg=PA18 Settlement, Urbanization, and Population]. — Oxford, England: Oxford University Press, 2011. — Vol. 2. — P. 18. — ISBN 9780199602353.
  3. ↑ [www.hurriyetdailynews.com/new-findings-push-back-estimated-age-of-ephesus.aspx?pageID=438&n=new-findings-push-back-estimated-age-of-ephesus-1996-10-29 New findings push back estimated age of Ephesus]. Turkish Daily News (29 октября 1996).
  4. ↑ Coskun Özgünel (1996). «Mykenische Keramik in Anatolien». Asia Minor Studien 23.
  5. ↑ J. David Hawkins. 48:1–31 // Tarkasnawa King of Mira: Tarkendemos, Boğazköy Sealings, and Karabel. — Anatolian Studies, 1998.
  6. ↑ J. David Hawkins. [www.britishmuseum.org/pdf/Hawkins.pdf Article: The Arzawa letters in recent perspective]. British Museum (2009).
  7. ↑ Грант М. Греческий мир в доклассическую эпоху. — Москва, 1998. — С. 225.
  8. ↑ 1 2 3 Naci Keskin, 2006, p. 4.
  9. ↑ Ohnesorg A. Der Kroisos-Tempel: neue Forschungen zum archaischen Dipteros der Artemis von Ephesos. — Wien, 2007.
  10. ↑ Cremin Aedeen. The World Encyclopedia of Archaeology. — Richmond Hill, Ontario: Firefly Books, 2007. — P. 173. — ISBN 1554073111.
  11. ↑ translation by M.L. West. [books.google.be/books?hl=nl&lr=&id=cABi5Pt7FgQC&oi=fnd&pg=PR7&dq=Ephesus++%22poetess%22&ots=T730ospusU&sig=EMrKry8YitSs5MXiO0zHzmVi3s4#PPP1,M1 Greek Lyric Poetry]. — Oxford University Press, 1999. — P. 21. — ISBN 0192836781.
  12. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Naci Keskin, 2006, p. 5.
  13. ↑ [www.forumancientcoins.com/catalog/roman-and-greek-coins.asp?vpar=592 Ephesus Greek coins]. forumancientcoins.com.
  14. ↑ Adrienne Mayor. [books.google.ru/books?id=dKnFZa4LNjQC&pg=PA59&dq=rebellion+of+Aristonicus+Ephesus&hl=uk&sa=X&ei=nfvoUvLEDISUtQbr1oHICA&ved=0CCkQ6AEwAA#v=onepage&q=rebellion%20of%20Aristonicus%20Ephesus&f=false The Poison King: The Life and Legend of Mithradates, Rome's Deadliest Enemy]. — Princeton University Press, 2010. — P. 59. — ISBN 978-0-691-12683-8.
  15. ↑ Appian of Alexandria (c.95 AD-c.165 AD). [www.livius.org/ap-ark/appian/appian_mithridatic_10.html History of Rome: The Mithridatic Wars §§46–50]. Проверено 2 октября 2007.
  16. ↑ Strabo. Geography. — Cambridge: Loeb Classical Library: Harvard University Press. — Vol. 1–7.
  17. ↑ Schwindt R. Das Weltbild des Epheserbriefes: eine religionsgeschichtlich-exegetische Studie. — Tϋbingen, 2002. — P. 112.
  18. ↑ Murphy-O'Connor J. St. Paul's Ephesus: Texts and Archaeology. — Collegeville, 2002. — P. 65.
  19. ↑ Успенский Ф. И. История Византийской империи VI-IX веков. — М.: Мысль, 1996. — С. 331. — ISBN 5-244-00838-2.
  20. ↑ Davis, SJ Leo Donald. The First Seven Ecumenical Councils (325-787): Their History and Theology (Theology and Life Series 21). — Collegeville, MN: Michael Glazier/Liturgical Press, 1990. — P. 342. — ISBN 978-0-8146-5616-7.
  21. ↑ Walter E. Kaegi. [books.google.ru/books?id=tlNlFZ_7UhoC&pg=PA86&dq=earthquake+614+Ephesus&hl=uk&sa=X&ei=Bt3oUsiyF4aetAaizIHQAg&ved=0CEcQ6AEwBA#v=onepage&q=earthquake%20614%20Ephesus&f=false Heraclius, Emperor of Byzantium]. — Cambridge University Press, 2003. — P. 86. — ISBN 0521814596.
  22. ↑ Mark M. Jarzombek, Vikramaditya Prakash. [books.google.ru/books?id=dEBY37og6PYC&pg=PA196&dq=Today+the+harbor+of+Ephesus+is+5+kilometers+inland&hl=uk&sa=X&ei=eN_oUqi4GMjFswbRvoGgDQ&ved=0CCsQ6AEwAA#v=onepage&q=Today%20the%20harbor%20of%20Ephesus%20is%205%20kilometers%20inland&f=false A Global History of Architecture]. — II. — John Whiley and Sons Inc, 2011. — P. 196. — ISBN 978-0-470-40257-3.
  23. ↑ Foss, Clive. [books.google.com/books?id=i6Q8AAAAIAAJ&dq=Ephesus+after+antiquity:+a+late+antique,+Byzantine,+and+Turkish+city Ephesus after antiquity: a late antique, Byzantine, and Turkish city]. — Cambridge University Press, 1979. — P. 121.
  24. ↑ Gökovalı, Şadan. Ephesus. — Ticaret Matbaacılık, 1982. — P. 7.
  25. ↑ Odo of Deuil. De profectione Ludovici VII in Orientem / V. G. Berry. — New York: W. W. Norton and Co., 1948. — P. 109.
  26. ↑ 1 2 Bayrak, Orhan M. Türkiye Tarihi Yerler Rehberi (expanded 3rd edition. — İnkılâp Kitabevi, 1994. — P. 407. — ISBN 975-10-0705-4.
  27. ↑ Kissling H. J. The Ottoman Empire to 1774 // The Muslim World. A Historical Survey / E .J. Brill. — Leiden, 1969. — P. 11.
  28. ↑ Akgunduz, Ahmed; Ozturk, Said. Ottoman History - Misperceptions and Truths. — IUR Press, 2011. — P. 74—75. — ISBN 978-9090261-08-9.
  29. ↑ Кинросс, Лорд. Расцвет и упадок Османской империи = Ottoman Centuries: The Rise and Fall of the Turkish Empire. — М.: Крон-Пресс, 1999. — 696 с. — ISBN 5-232-00732-7.
  30. ↑ Stephan W. E. Blum, Frank Schweizer, Rüstem Aslan. Luftbilder antiker Landschaften und Stätten der Türkei. — Mainz 2006: Philipp von Zabern. — P. 144. — ISBN 3-8053-3653-5.
  31. ↑ 1 2 Лаптева М. Ю. У истоков древнегреческой цивилизации: Иония XI—VI вв. до н. э.. — СПб., 2009. — С. 346.
  32. ↑ 1 2 Naci Keskin, 2006, p. 5—6.
  33. ↑ Naci Keskin, 2006, p. 6—7.
  34. ↑ Eusebius. Historia Ecclesiastica 3.4 / G. A. Williamson. — Harmonsworth: Penguin, 1965. — P. 109.
  35. ↑ 1 2 Naci Keskin, 2006, p. 9.
  36. ↑ 1 2 3 4 Naci Keskin, 2006, p. 11.
  37. ↑ Архимандрит Леонид Кавелин. Старый Иерусалим и его окрестности. Из записок инока-паломника. — Москва: Индрик, 2008. — С. 194.
  38. ↑ O'Mahony Anthony. Louis Massignon, The Seven Sleepers of Ephesus // Explorations in a Christian Theology of Pilgrimage / Bartholomew, Craig G. — Aldershot, England: Ashgate, 2004. — P. 135–6. — ISBN 0-7546-0856-5.
  39. ↑ Naci Keskin, 2006, p. 54.
  40. ↑ Naci Keskin, 2006, p. 19.
  41. ↑ Комментарий Г. А. Тароняна в кн.: Плиний Старший. Естествознание: Об искусстве. — Ладомир. — Москва, 1994. — С. 762—767.
  42. ↑ 1 2 3 Naci Keskin, 2006, p. 20.
  43. ↑ Richard Wallace, Wynne Williams. The three worlds of Paul of Tarsus. — Routledge, 1998. — P. 106. — ISBN 9780415135917.
  44. ↑ Nicols, John. Vespasian and the partes Flavianae, Issues 28—31. — Steiner, 1978. — P. 109. — ISBN 9783515023931.
  45. ↑ Forte, Bettie. Rome and the Romans as the Greeks saw them. — American Academy in Rome, 1972. — P. 260.
  46. ↑ [www2.egeonet.gr/aigaio/forms/fLemmaBodyExtended.aspx?lemmaID=7003 Ephesus (Antiquity), Library of Celsus]. ΠΟΛΙΤΙΣΤΙΚΗ ΠΥΛΗ ΤΟΥ ΑΡΧΙΠΕΛΑΓΟΥΣ ΤΟΥ ΑΙΓΑΙΟΥ. Проверено 28 июля 2011.
  47. ↑ Naci Keskin, 2006, p. 33.
  48. ↑ Naci Keskin, 2006, p. 27.
  49. ↑ Naci Keskin, 2006, p. 28.
  50. ↑ E. Ferguson. [books.google.ru/books?id=3tuKkxU4-ncC&pg=PA198&lpg=PA198&dq=christianity+and+cult+of+Artemis+Ephesus&source=bl&ots=HWL51K0EPp&sig=p3SKwXVWGjPjNm53k2Qtbm4NAew&hl=uk&sa=X&ei=EGfeUvSeK8OytAaFzYDACg&ved=0CEoQ6AEwBA#v=onepage&q=christianity%20and%20cult%20of%20Artemis%20Ephesus&f=false Backgrounds of Early Christianity]. — III. — Wm. B. Eerdmans Publishing, 2003. — P. 198—199.
  51. ↑ Naci Keskin, 2006, p. 28—29.
  52. ↑ Naci Keskin, 2006, p. 53.
  53. ↑ Naci Keskin, 2006, p. 37—38.
  54. ↑ Ephesus. — Rehber Basım Yayın Dağıtım Reklamcılık ve Tic. A.Ş. and Revak publishers. — ISBN 975-8212-11-7.
  55. ↑ Naci Keskin, 2006, p. 42.
  56. ↑ [www.tcmb.gov.tr/yeni/banknote/E7/20m.htm Banknote Museum: 7. Emission Group – Twenty Million Turkish Lira – I. Series]. Central Bank of the Republic of Turkey. Проверено 20 апреля 2009.
  57. ↑ [www.tcmb.gov.tr/yeni/banknote/E8/18.htm Banknote Museum: 8. Emission Group – Twenty New Turkish Lira – I. Series]. Central Bank of the Republic of Turkey. Проверено 20 апреля 2009.
  58. ↑ [www.tcmb.gov.tr/yeni/mevzuat/EMISYON/KARARTEBLIGVEGENELGELER/duyuruytl-ing.htm Announcement on the Withdrawal of E8 New Turkish Lira Banknotes from Circulation] (8 May 2007). Проверено 20 апреля 2009.
  59. ↑ Naci Keskin, 2006, p. 43.
  60. ↑ H. Hughes, J. Duchaine. [books.google.ru/books?id=k0Smugnec7oC&pg=PA302&dq=curets+Ephesus&hl=uk&sa=X&ei=PAPpUqD9KITItQbOmID4Cw&ved=0CCkQ6AEwAA#v=onepage&q=curets%20Ephesus&f=false Frommer's 500 Places to See Before They Disappear] / J. Reilly. — John Wiley and Sons Inc, 2012. — P. 302. — ISBN 978-1-118-16032-9.
  61. ↑ Naci Keskin, 2006, p. 48.
  62. ↑ Naci Keskin, 2006, p. 51.
  63. ↑ Naci Keskin, 2006, p. 56—57.
  64. ↑ Naci Keskin, 2006, p. 10.
  65. ↑ Wood J. T. Discoveries at Ephesus, including the site and remains of the great temple of Diana. — London, 1877.
  66. ↑ [www.britishmuseum.org/research/collection_online/search.aspx?people=18636&peoA=18636-3-12 Excavated by John Turtle Wood]. britishmuseum.org.
  67. ↑ Stoneman R. Land of Lost Gods. The Search for Classical Greece. — London, 1987. — P. 235.
  68. ↑ 1 2 3 [www.ephesus.us/ephesus/ephesus_excavations.htm Excavations in Ephesus]. ephesus.us.
  69. ↑ Deutsche Welle (www.dw.com). [www.dw.com/ru/%D1%82%D1%83%D1%80%D1%86%D0%B8%D1%8F-%D0%B7%D0%B0%D0%BF%D1%80%D0%B5%D1%82%D0%B8%D0%BB%D0%B0-%D0%B0%D0%B2%D1%81%D1%82%D1%80%D0%B8%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%BC-%D1%83%D1%87%D0%B5%D0%BD%D1%8B%D0%BC-%D0%BF%D1%80%D0%BE%D0%B2%D0%BE%D0%B4%D0%B8%D1%82%D1%8C-%D1%80%D0%B0%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%BF%D0%BA%D0%B8-%D0%B2-%D1%8D%D1%84%D0%B5%D1%81%D0%B5/a-19527740 Турция запретила австрийским ученым проводить раскопки в Эфесе]. DW.COM (05.09.2016). Проверено 27 сентября 2016.
  70. ↑ [www.oeaw.ac.at/antike/index.php?id=37 Ephesos, Partherdenkmal — Aspekte der Bauforschung] (нем.). Institut für Kulturgeschichte der Antike.
  71. ↑ [www.sacred-destinations.com/turkey/ephesus-museum.htm Ephesus Museum, Selçuk]. sacred-destinations.com. Проверено 7 января 2011.

Ссылки

Литература

  • Naci Keskin. Efes / Huraman Nevruzova. — Antalya: Keskin Color, 2006. — 64 с. — ISBN 975-7559-02-6.
  • Şadan Gökovalı. [books.google.ru/books?id=vxrTAAAAMAAJ&q=ephesus&dq=ephesus&hl=uk&sa=X&ei=cwLTUoXHGISatAaH1oH4Bg&ved=0CFoQ6AEwBg Ephesus] / Altan Erguvan. — Ege Net, 1979.
  • Edward Falkener. [books.google.ru/books?id=cYFTAAAAMAAJ&printsec=frontcover&dq=ephesus&hl=uk&sa=X&ei=xALTUrPVH4qPtAaEg4CoCg&ved=0CGgQ6AEwCA#v=onepage&q=ephesus&f=false Ephesus, and the temple of Diana]. — London, 1862.
  • Фролова Н. [books.google.ru/books?id=pdbPAAAAQBAJ&dq=%D1%8D%D1%84%D0%B5%D1%81&hl=uk&sa=X&ei=6wHTUoObDInVsgbPzYDgCQ&ved=0CEkQ6AEwBA Эфес и Троя]. — ЛитРес, 2013. — ISBN 9785457217829.
  • Wolfgang Kosack. Die koptischen Akten der Konzile von Nikaia und Ephesos. — Basel: Verlag Christoph Brunner, 2015. — ISBN 978-3-906206-07-3.
История
Древние греки
География
Правители
Политика
Войны
Экономика и право
Культура
</td></tr>
Архитектура</td></tr>
</td></tr>
Искусство</td></tr>
</td></tr>
Наука</td></tr>
</td></tr>
Язык и письмо

Протогреческий ·</span> Микенский · Гомеровский · Диалекты (эолийский · аркадо-кипрский · аттический · дорийский · ионийский · локридский · древнемакедонский язык · памфилийский) · Койне · Линейное письмо А · Линейное письмо Б · Греческий алфавит · Догреческий субстрат(Минойский язык · Троянский язык · Этеокипрский язык · Этеокритский язык)</div></td></tr></table></td></tr></table>

Отрывок, характеризующий Эфес (город)

– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.

Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.
Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей. Москва сожжена жителями, это правда; но не теми жителями, которые оставались в ней, а теми, которые выехали из нее. Москва, занятая неприятелем, не осталась цела, как Берлин, Вена и другие города, только вследствие того, что жители ее не подносили хлеба соли и ключей французам, а выехали из нее.


Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
Физическое состояние Пьера, как и всегда это бывает, совпадало с нравственным. Непривычная грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи, проведенные на коротком диване без постели, – все это поддерживало Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.

Был уже второй час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но, вместо того чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.
«Да, один за всех, я должен совершить или погибнуть! – думал он. – Да, я подойду… и потом вдруг… Пистолетом или кинжалом? – думал Пьер. – Впрочем, все равно. Не я, а рука провидения казнит тебя, скажу я (думал Пьер слова, которые он произнесет, убивая Наполеона). Ну что ж, берите, казните меня», – говорил дальше сам себе Пьер, с грустным, но твердым выражением на лице, опуская голову.
В то время как Пьер, стоя посередине комнаты, рассуждал с собой таким образом, дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась совершенно изменившаяся фигура всегда прежде робкого Макара Алексеевича. Халат его был распахнут. Лицо было красно и безобразно. Он, очевидно, был пьян. Увидав Пьера, он смутился в первую минуту, но, заметив смущение и на лице Пьера, тотчас ободрился и шатающимися тонкими ногами вышел на середину комнаты.
– Они оробели, – сказал он хриплым, доверчивым голосом. – Я говорю: не сдамся, я говорю… так ли, господин? – Он задумался и вдруг, увидав пистолет на столе, неожиданно быстро схватил его и выбежал в коридор.
Герасим и дворник, шедшие следом за Макар Алексеичем, остановили его в сенях и стали отнимать пистолет. Пьер, выйдя в коридор, с жалостью и отвращением смотрел на этого полусумасшедшего старика. Макар Алексеич, морщась от усилий, удерживал пистолет и кричал хриплый голосом, видимо, себе воображая что то торжественное.
– К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! – кричал он.
– Будет, пожалуйста, будет. Сделайте милость, пожалуйста, оставьте. Ну, пожалуйста, барин… – говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери.
– Ты кто? Бонапарт!.. – кричал Макар Алексеич.
– Это нехорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик.
– Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? – кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. – На абордаж!
– Берись, – шепнул Герасим дворнику.
Макара Алексеича схватили за руки и потащили к двери.
Сени наполнились безобразными звуками возни и пьяными хрипящими звуками запыхавшегося голоса.
Вдруг новый, пронзительный женский крик раздался от крыльца, и кухарка вбежала в сени.
– Они! Батюшки родимые!.. Ей богу, они. Четверо, конные!.. – кричала она.
Герасим и дворник выпустили из рук Макар Алексеича, и в затихшем коридоре ясно послышался стук нескольких рук во входную дверь.


Пьер, решивший сам с собою, что ему до исполнения своего намерения не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полураскрытых дверях коридора, намереваясь тотчас же скрыться, как скоро войдут французы. Но французы вошли, и Пьер все не отходил от двери: непреодолимое любопытство удерживало его.
Их было двое. Один – офицер, высокий, бравый и красивый мужчина, другой – очевидно, солдат или денщик, приземистый, худой загорелый человек с ввалившимися щеками и тупым выражением лица. Офицер, опираясь на палку и прихрамывая, шел впереди. Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтобы они вводили лошадей. Окончив это дело, офицер молодецким жестом, высоко подняв локоть руки, расправил усы и дотронулся рукой до шляпы.
– Bonjour la compagnie! [Почтение всей компании!] – весело проговорил он, улыбаясь и оглядываясь вокруг себя. Никто ничего не отвечал.
– Vous etes le bourgeois? [Вы хозяин?] – обратился офицер к Герасиму.
Герасим испуганно вопросительно смотрел на офицера.
– Quartire, quartire, logement, – сказал офицер, сверху вниз, с снисходительной и добродушной улыбкой глядя на маленького человека. – Les Francais sont de bons enfants. Que diable! Voyons! Ne nous fachons pas, mon vieux, [Квартир, квартир… Французы добрые ребята. Черт возьми, не будем ссориться, дедушка.] – прибавил он, трепля по плечу испуганного и молчаливого Герасима.
– A ca! Dites donc, on ne parle donc pas francais dans cette boutique? [Что ж, неужели и тут никто не говорит по французски?] – прибавил он, оглядываясь кругом и встречаясь глазами с Пьером. Пьер отстранился от двери.
Офицер опять обратился к Герасиму. Он требовал, чтобы Герасим показал ему комнаты в доме.
– Барин нету – не понимай… моя ваш… – говорил Герасим, стараясь делать свои слова понятнее тем, что он их говорил навыворот.
Французский офицер, улыбаясь, развел руками перед носом Герасима, давая чувствовать, что и он не понимает его, и, прихрамывая, пошел к двери, у которой стоял Пьер. Пьер хотел отойти, чтобы скрыться от него, но в это самое время он увидал из отворившейся двери кухни высунувшегося Макара Алексеича с пистолетом в руках. С хитростью безумного Макар Алексеич оглядел француза и, приподняв пистолет, прицелился.
– На абордаж!!! – закричал пьяный, нажимая спуск пистолета. Французский офицер обернулся на крик, и в то же мгновенье Пьер бросился на пьяного. В то время как Пьер схватил и приподнял пистолет, Макар Алексеич попал, наконец, пальцем на спуск, и раздался оглушивший и обдавший всех пороховым дымом выстрел. Француз побледнел и бросился назад к двери.
Забывший свое намерение не открывать своего знания французского языка, Пьер, вырвав пистолет и бросив его, подбежал к офицеру и по французски заговорил с ним.
– Vous n'etes pas blesse? [Вы не ранены?] – сказал он.
– Je crois que non, – отвечал офицер, ощупывая себя, – mais je l'ai manque belle cette fois ci, – прибавил он, указывая на отбившуюся штукатурку в стене. – Quel est cet homme? [Кажется, нет… но на этот раз близко было. Кто этот человек?] – строго взглянув на Пьера, сказал офицер.
– Ah, je suis vraiment au desespoir de ce qui vient d'arriver, [Ах, я, право, в отчаянии от того, что случилось,] – быстро говорил Пьер, совершенно забыв свою роль. – C'est un fou, un malheureux qui ne savait pas ce qu'il faisait. [Это несчастный сумасшедший, который не знал, что делал.]
Офицер подошел к Макару Алексеичу и схватил его за ворот.
Макар Алексеич, распустив губы, как бы засыпая, качался, прислонившись к стене.
– Brigand, tu me la payeras, – сказал француз, отнимая руку.
– Nous autres nous sommes clements apres la victoire: mais nous ne pardonnons pas aux traitres, [Разбойник, ты мне поплатишься за это. Наш брат милосерд после победы, но мы не прощаем изменникам,] – прибавил он с мрачной торжественностью в лице и с красивым энергическим жестом.
Пьер продолжал по французски уговаривать офицера не взыскивать с этого пьяного, безумного человека. Француз молча слушал, не изменяя мрачного вида, и вдруг с улыбкой обратился к Пьеру. Он несколько секунд молча посмотрел на него. Красивое лицо его приняло трагически нежное выражение, и он протянул руку.
– Vous m'avez sauve la vie! Vous etes Francais, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз,] – сказал он. Для француза вывод этот был несомненен. Совершить великое дело мог только француз, а спасение жизни его, m r Ramball'я capitaine du 13 me leger [мосье Рамбаля, капитана 13 го легкого полка] – было, без сомнения, самым великим делом.
Но как ни несомненен был этот вывод и основанное на нем убеждение офицера, Пьер счел нужным разочаровать его.
– Je suis Russe, [Я русский,] – быстро сказал Пьер.
– Ти ти ти, a d'autres, [рассказывайте это другим,] – сказал француз, махая пальцем себе перед носом и улыбаясь. – Tout a l'heure vous allez me conter tout ca, – сказал он. – Charme de rencontrer un compatriote. Eh bien! qu'allons nous faire de cet homme? [Сейчас вы мне все это расскажете. Очень приятно встретить соотечественника. Ну! что же нам делать с этим человеком?] – прибавил он, обращаясь к Пьеру, уже как к своему брату. Ежели бы даже Пьер не был француз, получив раз это высшее в свете наименование, не мог же он отречься от него, говорило выражение лица и тон французского офицера. На последний вопрос Пьер еще раз объяснил, кто был Макар Алексеич, объяснил, что пред самым их приходом этот пьяный, безумный человек утащил заряженный пистолет, который не успели отнять у него, и просил оставить его поступок без наказания.
Француз выставил грудь и сделал царский жест рукой.
– Vous m'avez sauve la vie. Vous etes Francais. Vous me demandez sa grace? Je vous l'accorde. Qu'on emmene cet homme, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека,] – быстро и энергично проговорил французский офицер, взяв под руку произведенного им за спасение его жизни во французы Пьера, и пошел с ним в дом.
Солдаты, бывшие на дворе, услыхав выстрел, вошли в сени, спрашивая, что случилось, и изъявляя готовность наказать виновных; но офицер строго остановил их.
– On vous demandera quand on aura besoin de vous, [Когда будет нужно, вас позовут,] – сказал он. Солдаты вышли. Денщик, успевший между тем побывать в кухне, подошел к офицеру.
– Capitaine, ils ont de la soupe et du gigot de mouton dans la cuisine, – сказал он. – Faut il vous l'apporter? [Капитан у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?]
– Oui, et le vin, [Да, и вино,] – сказал капитан.


Французский офицер вместе с Пьером вошли в дом. Пьер счел своим долгом опять уверить капитана, что он был не француз, и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом. Он был до такой степени учтив, любезен, добродушен и истинно благодарен за спасение своей жизни, что Пьер не имел духа отказать ему и присел вместе с ним в зале, в первой комнате, в которую они вошли. На утверждение Пьера, что он не француз, капитан, очевидно не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он, несмотря на то, все так же навеки связан с ним чувством благодарности за спасение жизни.
Ежели бы этот человек был одарен хоть сколько нибудь способностью понимать чувства других и догадывался бы об ощущениях Пьера, Пьер, вероятно, ушел бы от него; но оживленная непроницаемость этого человека ко всему тому, что не было он сам, победила Пьера.
– Francais ou prince russe incognito, [Француз или русский князь инкогнито,] – сказал француз, оглядев хотя и грязное, но тонкое белье Пьера и перстень на руке. – Je vous dois la vie je vous offre mon amitie. Un Francais n'oublie jamais ni une insulte ni un service. Je vous offre mon amitie. Je ne vous dis que ca. [Я обязан вам жизнью, и я предлагаю вам дружбу. Француз никогда не забывает ни оскорбления, ни услуги. Я предлагаю вам мою дружбу. Больше я ничего не говорю.]
В звуках голоса, в выражении лица, в жестах этого офицера было столько добродушия и благородства (во французском смысле), что Пьер, отвечая бессознательной улыбкой на улыбку француза, пожал протянутую руку.
– Capitaine Ramball du treizieme leger, decore pour l'affaire du Sept, [Капитан Рамбаль, тринадцатого легкого полка, кавалер Почетного легиона за дело седьмого сентября,] – отрекомендовался он с самодовольной, неудержимой улыбкой, которая морщила его губы под усами. – Voudrez vous bien me dire a present, a qui' j'ai l'honneur de parler aussi agreablement au lieu de rester a l'ambulance avec la balle de ce fou dans le corps. [Будете ли вы так добры сказать мне теперь, с кем я имею честь разговаривать так приятно, вместо того, чтобы быть на перевязочном пункте с пулей этого сумасшедшего в теле?]
Пьер отвечал, что не может сказать своего имени, и, покраснев, начал было, пытаясь выдумать имя, говорить о причинах, по которым он не может сказать этого, но француз поспешно перебил его.
– De grace, – сказал он. – Je comprends vos raisons, vous etes officier… officier superieur, peut etre. Vous avez porte les armes contre nous. Ce n'est pas mon affaire. Je vous dois la vie. Cela me suffit. Je suis tout a vous. Vous etes gentilhomme? [Полноте, пожалуйста. Я понимаю вас, вы офицер… штаб офицер, может быть. Вы служили против нас. Это не мое дело. Я обязан вам жизнью. Мне этого довольно, и я весь ваш. Вы дворянин?] – прибавил он с оттенком вопроса. Пьер наклонил голову. – Votre nom de bapteme, s'il vous plait? Je ne demande pas davantage. Monsieur Pierre, dites vous… Parfait. C'est tout ce que je desire savoir. [Ваше имя? я больше ничего не спрашиваю. Господин Пьер, вы сказали? Прекрасно. Это все, что мне нужно.]
Когда принесены были жареная баранина, яичница, самовар, водка и вино из русского погреба, которое с собой привезли французы, Рамбаль попросил Пьера принять участие в этом обеде и тотчас сам, жадно и быстро, как здоровый и голодный человек, принялся есть, быстро пережевывая своими сильными зубами, беспрестанно причмокивая и приговаривая excellent, exquis! [чудесно, превосходно!] Лицо его раскраснелось и покрылось потом. Пьер был голоден и с удовольствием принял участие в обеде. Морель, денщик, принес кастрюлю с теплой водой и поставил в нее бутылку красного вина. Кроме того, он принес бутылку с квасом, которую он для пробы взял в кухне. Напиток этот был уже известен французам и получил название. Они называли квас limonade de cochon (свиной лимонад), и Морель хвалил этот limonade de cochon, который он нашел в кухне. Но так как у капитана было вино, добытое при переходе через Москву, то он предоставил квас Морелю и взялся за бутылку бордо. Он завернул бутылку по горлышко в салфетку и налил себе и Пьеру вина. Утоленный голод и вино еще более оживили капитана, и он не переставая разговаривал во время обеда.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Эфес_(город)&oldid=81028029»