Священный отряд из Фив
| Священный отряд из Фив др.-греч. Ιερός Λόχος τών Θηβών | |
 Гоплит перевязывает раненого товарища. Сюжет из Илиады с античной чаши | |
| Годы существования |
IV в. до н. э. (??) — август 338 до н. э. |
|---|---|
| Страна | |
| Подчинение |
Горгид |
| Численность |
300 человек |
| Покровитель | |
| Участие в |
сражение под Тегирами (375 до н. э.) |
| Командиры | |
| Известные командиры | |
Свяще́нный отря́д из Фив (др.-греч. Ιερός Λόχος τών Θηβών) — отборный отряд числом в 300 граждан древнегреческого города Фивы, прославившийся доблестью в IV в. до н. э.
Содержание
Описание отряда
Отборные отряды из наиболее стойких воинов существовали практически всегда и восходят к дружинам древних вождей. В Греции количество воинов в таком отряде по традиции составляло около 300 человек. Широко известен «царский отряд» спартанцев, обессмертивший себя в битве при Фермопилах. В Македонии также была «царская агема» (эскадрон). Численность его точно неизвестна, но по косвенным оценкам составляла не менее 250 всадников. Священный отряд из Фив был самым известным из такого рода формирований, что может объясняться тем, что архаический институт, переосмысленный в соответствии с новыми требованиями, сыграл важнейшую роль в военной истории IV в. до н. э.
Эпоха и способ формирования
В целом, не кажется особенно своеобразным и способ его формирования (из любовных пар, давших присягу верности над могилой Иолая, возницы и друга Геракла). Гомосексуальные связи были частью традиции аристократических мужских сообществ и институционализированы во многих дорийских и эолийских (но не ионийских!) государствах (Крит, Спарта). Афиней в «Пире мудрецов» (кн. 13) говорит:
«Так спартанцы осуществляют жертвоподношения богу Эросу перед воинами, выстроенными для боя, потому как полагают, что их спасение и победа зависят от дружбы между мужчинами, стоящими в строю… И опять, так называемый Священный отряд в Фивах состоит из любовников и их избранников, проявляя таким образом величие бога Эроса в том, что бойцы отряда избрали погибель со славой перед невзрачной мизерной жизнью.»[1]
О том, что в Беотии гомосексуальные связи свободных мужчин практиковались открыто, свидетельствуют многие античные авторы, например, Платон в «Пире»[2]; Элиан отмечает, что со времён мифического царя Лая «привязанность к красавцам фиванцы стали считать благом»[3]. О том, что в Фивах мужчины имеют обычай ставить своих любовников рядом с собой в бою, упоминает и Сократ в «Пире» Ксенофонта. С другой стороны, мысль о том, что армия, составленная из любовников, была бы непобедима, поскольку возлюбленный устыдится струсить на глазах любящего, а любящий предпочтёт смерть оставлению возлюбленного на произвол судьбы — высказывается Федром в «Пире» Платона и, следовательно, не была чем-то необычным для IV в. до н. э. даже в более строгих к гомосексуальным связям Афинах.
Сведения об отряде
Основные сведения об организации и идеологии «Священного отряда» находятся у Плутарха, который в жизнеописании Пелопида сообщает следующее:
«Священный отряд, как рассказывают, впервые был создан Горгидом: в него входили триста отборных мужей, получавших от города всё необходимое для их обучения и содержания и стоявших лагерем в Кадмее; по этой причине они носили имя „городского отряда“, так как в ту пору крепость обычно называли „городом“. Некоторые утверждают, что отряд был составлен из любовников и возлюбленных. Сохранилось шутливое изречение Паммена, который говорил, что гомеровский Нестор показал себя неискусным полководцем, требуя, чтобы греки соединялись для боя по коленам и племенам, вместо того, чтобы поставить любовника рядом с возлюбленным. Ведь родичи и единоплеменники мало тревожатся друг о друге в беде, тогда как строй, сплочённый взаимной любовью, нерасторжим и несокрушим, поскольку любящие, стыдясь обнаружить свою трусость, в случае опасности неизменно остаются друг подле друга. И это не удивительно, если вспомнить, что такие люди даже перед отсутствующим любимым страшатся опозориться в большей мере, нежели перед чужим человеком, находящимся рядом, — как, например, тот раненый воин, который, видя, что враг готов его добить, молил: „Рази в грудь, чтобы моему возлюбленному не пришлось краснеть, видя меня убитым ударом в спину“. Говорят, что Иолай, возлюбленный Геракла, помогал ему в трудах и битвах. Аристотель сообщает, что даже в его время влюблённые перед могилой Иолая приносили друг другу клятву в верности. Вполне возможно, что отряд получил наименование „священного“ по той же причине, по какой Платон зовёт любовника „боговдохновенным другом“.»
Горгид стал беотархом после демократического переворота 379 до н. э. (изгнавшего спартанский гарнизон и истребившего поставленных спартанцами олигархов). Но по мнению современных учёных он не изобрёл, а возродил древний институт, о котором упоминает Геродот, когда говорит, что в битве при Платеях мужественно сражались против афинян на стороне персов и поголовно полегли 300 «самых знатных и доблестных граждан» Фив.[4] Фукидид также упоминает о фиванском отряде численностью 300 юношей, который в 431 до н. э. пытался захватить городок Платеи в Беотии, но погиб в схватке с горожанами.
Воссозданный Горгидом отряд безусловно рекрутировался частью из бывших изгнанников-демократов, частью из кружков демократически и патриотически настроенной молодёжи, которая группировалась в гимнасиях вокруг Горгида и Эпаминонда и сыграла важную роль в перевороте. Его главной функцией предполагалась охрана городского акрополя — Кадмеи, во избежание случаев, подобных недавнему захвату Кадмеи спартанцами. В бою же первоначально бойцы распределялись по всему фронту фаланги, и, таким образом, размывалась главная составляющая их ударной силы — взаимная сплочённость. В 375 до н. э. под Тегирами «Священный отряд» во главе с Пелопидом случайно столкнулся с двумя морами[5] спартанцев. Три сотни фиванских гоплитов с небольшим числом конных противостояли не менее чем тысяче спартанских воинов. В сражении Пелопид, собрав отряд в плотный кулак, бросил его на врага и не только пробился сквозь фалангу врагов, но и сумел разгромить превосходящие силы спартанцев, окутанных заслуженным ореолом непобедимости. С этого боя Священный отряд использовался только как единое подразделение.
Через 4 года, в битве при Левктрах Священный отряд вновь проявил себя. Под командованием Пелопида его воины бегом атаковали неприятеля и вклинились в разрыв, образовавшийся при попытке спартанцев перестроиться. Спарта потерпела жестокое поражение, впервые за несколько веков своего существования. В результате фиванцы и их союзники вторглись в Лаконию, и хотя не смогли захватить Спарту, её влияние и авторитет в Элладе были подорваны навсегда.
Гибель отряда
Священный отряд прекратил существование в августе 338 до н. э. на беотийской равнине недалеко от Фив. В битве при Херонее весь отряд полёг под копьями македонян царя Филиппа II. Времена изменились: на поля битв вышли «большие батальоны» античности — фаланги и легионы.
Плутарх так рассказывает о гибели отряда:
Существует рассказ, что вплоть до битвы при Херонее он (отряд) оставался непобедимым; когда же после битвы Филипп, осматривая трупы, оказался на том месте, где в полном вооружении, грудью встретив удары македонских копий, лежали все триста мужей, и на его вопрос ему ответили, что это отряд любовников и возлюбленных, он заплакал и промолвил: «Да погибнут злою смертью подозревающие их в том, что они были виновниками или соучастниками чего бы то ни было позорного».
Археологические свидетельства
В 1818 г. близ Херонеи обнаружили обломки гигантского мраморного льва, возведённого Фивами на месте героической гибели «Священного отряда». Об этом льве упомянул Павсаний[6] в своих путевых записках II века, сказав, что возведён он был над братской могилой фиванцев, героически павших в борьбе против царя Филиппа. В 1879 г. раскопки продолжились, позже там нашли воинское захоронение с останками 254 человек, предположительно бойцов «Священного отряда». В 1902 г. льва восстановили на новый пьедестал.
Журнал History Today[7] приводит интересную историю о постаменте, на котором в античное время покоился лев. Во время войны за независимость с турками в XIX веке, один из греческих генералов расколол постамент, надеясь найти там сокровище. Там он нашёл лишь замурованные копья и щиты погибших фиванцев. На некоторых щитах были различимы имена друзей, бившихся вместе до конца.
Напишите отзыв о статье "Священный отряд из Фив"
Примечания
- ↑ [digicoll.library.wisc.edu/cgi-bin/Literature/Literature-idx?type=turn&entity=Literature.AthV3.p0086&id=Literature.AthV3&isize=M&pview=hide Athenaeus of Naucratis. Editor C.D. Yonge, The deipnosophists, or, Banquet of the learned of Athenæus volume III, p. 898] : London: Henry G. Bohn
- ↑ Платон: [web.archive.org/web/20011129094157/autoeros.tripod.com/platon/pir2.html «Пир»]
- ↑ Элиан, «Пёстрые рассказы», 13.5
- ↑ Геродот, 9.67
- ↑ Мора — отряд в Спарте. Обычно его численность оценивают в среднем в 500 воинов.
- ↑ Павсаний, 9.40
- ↑ History Today, 1994; Crompton, Louis
Ссылки
- Плутарх, [ancientrome.ru/antlitr/plutarch/sgo/pelopid-f.htm «Жизнеописание Пелопида»]. (рус.)
Отрывок, характеризующий Священный отряд из Фив
– А если я хочу…– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.
На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.
31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
