Катастрофа бронзового века

Катастрофа бронзового века или бронзовый коллапс — термин, которым археологи и историки обозначают переход от бронзового к железному веку на древнем Ближнем Востоке и в Восточном Средиземноморье (Левант, Малая Азия и Греция). В этом регионе смена эпох была связана с катастрофическими изменениями в общественном укладе, утратой многих традиций, в том числе письменности, разрушением всех крупных государств и многих городов того времени. На большой территории наступает период «тёмных веков» (в Греции период известен как Греческие тёмные века).

В период 1206—1150 гг. до н. э. нашествие «народов моря», крушение микенских царств, Хеттского царства в Анатолии и Сирии и конец доминирования Египетской империи в Сирии и Ханаане привели к угасанию торговых путей и снижению грамотности (в связи с чем исчезли микенская линейная и лувийская письменности). На первом этапе данного периода почти каждый город между Троей и Газой был разрушен и зачастую после этого больше не был населён: так, были заброшены Хаттуса, Микены, Угарит.

Цивилизационно и технологически катастрофа привела к значительным регрессивным явлениям во всех областях жизни и материальной культуры. Кораблестроение, архитектура, обработка металлов, водоснабжение, ткацкое искусство, живопись были отброшены на много лет назад и возрождены только примерно через тысячу лет, в период поздней архаики. Так, миф о гибели царя Крита Миноса в ванной от пущенной царем Сицилии горячей воды считался преувеличением даже в эллинистический период. И только в Римское время появились бассейны с трубами отдельно для горячей и холодной воды. Многоэтажные дворцы Кносса и Феста, каменные дома горожан и канализация городов Санторина и островов Ионии, огромные нежилые постройки, открытые на Кипре и на Сицилии, — всё это ещё требует осмысления будущими историками.

Кризис завершился постепенным окончанием тёмных веков, а также возвышением Израильско-Иудейского царства, сиро-хеттских арамейских царств середины X в. до н. э. и Новоассирийской империи.

Региональные признаки

Анатолия

В каждом важном хеттском городе обнаружен слой разрушений, связанный с поздним бронзовым веком, и как показывают археологические данные, хеттская цивилизация так и не смогла вернуться на уровень, предшествовавший катастрофе. Столица хеттов, Хаттуса, была сожжена и заброшена и больше так и не возродилась. Караоглан был сожжён, на улицах остались непогребённые тела. Троя разрушалась как минимум дважды, прежде чем её окончательно забросили, ещё до наступления римской эпохи.

Кипр

См. также: Доисторический Кипр в бронзовом веке

Катастрофа отделяет позднекипрский период II (LCII) от следующего периода LCIII, при этом такие города, как Энкоми, Китион и Синда, были разграблены и сожжены, иногда дважды, прежде чем их окончательно покинули. Ряд меньших городов также оказались покинутыми, хотя и не подверглись разрушениям. Коккинокремос был недолго существовавшим поселением, где наличие многочисленных кладов металлических предметов указывает на то, что их обладатели так и не вернулись за имуществом, будучи убиты или уведены в рабство. Вместе с тем, в отличие от большинства других регионов Восточного Средиземноморья, «бронзовый коллапс» привёл не к упадку, а к расцвету Кипра, который продолжался до X в. до н. э., так как Кипр служил отправной точкой для экспансии «народов моря» в Левант, богатея культурно и материально за счет раздробления некогда обширных империй.

Сирия

В археологических слоях Сирии позднего бронзового века видны следы торговых связей с Египтом и Эгейским регионом. По данным раскопок Угарита, массовые разрушения произошли после правления Мернептаха и даже после падения первого министра Бая. Письма на глиняных табличках, обожжённых в пламени пожара разрушенного города, сообщают о нападениях с моря, а в письме из Аласии (древний Кипр) говорится о городах, уже разрушенных к тому времени нападавшими с моря. В письме также говорится об отсутствии угаритского флота, занятого патрулированием побережья.

Левант

Со времён правления Хоремхеба всё большую угрозу для Египта представляли кочевники-шасу. Рамзес II, чуть не потерпевший поражение в битве при Кадеше, вскоре повёл войну против них, преследуя их до Моава, где он основал крепость. Шасу представляли собой проблему, в особенности во времена правления Мернептаха, когда они угрожали «Дороге Хора» к северу от Газы. Имеются данные, что г. Дейр-Алла (Суккот) был разрушен после смерти царицы Таусерт. Разрушенный город Лахиш был на короткое время вновь занят временными переселенцами и египетским гарнизоном во времена Рамзеса III. Все городские центры вдоль приморской Дороги Хора — Газа, Ашдод, Ашкелон, Акко и Яффа — были разрушены и не заселялись вновь в течение до тридцати лет. На материке были разрушены города Хацор, Вефиль, Бейт-Шемеш, Эглон, Дебир и ряд других. Прекратило своё существование древнее государство Амурру.

Греция

См. также: Микенская культура и Субмикенский период

Ни один из дворцов микенского периода не пережил бронзовой катастрофы. Наибольшим разрушениям подверглись дворцы и укреплённые поселения. До 90 % небольших поселений на Пелопоннесе были заброшены, есть свидетельства резкого снижения численности населения. С концом бронзового века наступают Греческие тёмные века, продолжавшиеся более 400 лет. Некоторые города — такие, как Афины, продолжили существование, однако их значение сузилось до локального, торговые связи резко сократились, упал культурный уровень. Новый подъём произошёл лишь в период геометрической керамики.

На Крите население спасалось от набегов с моря в высокогорных убежищах, таких, как Карфи, крайне неудобных для жизни в обычных условиях.

Месопотамия

Были разрушены города Норсунтепе, Эмар и Кархемиш. Ассирийцы смогли отбиться от вторжения мушков во времена правления Тиглатпаласара I. По мере того, как распространялось влияние «ахламму» (арамейцев), Вавилон и Ассирия почти не контролировали свои территории за пределами городских стен. Вавилон был разграблен эламцами во главе с Шутрук-Наххунте, и утратил контроль над долиной Дияла.

Египет

Выстояв перед рядом внешних угроз, Египетская империя всё же погибла в середине XII века до н. э. (при правлении Рамзеса VI). До этого, по сообщениям стелы Мернептаха, Египет подвергался нападениям «народов моря», пришедших через Ливию, в состав которых входили ахейцы, сикулы (?), ликийцы (?), шердены (сардинцы?) и тирсены, а также пережил восстание в Ханаане в городах Ашкелон и Еноам и восстание народа Израиля. Во время правления Рамзеса III произошло новое нападение «народов моря», в котором участвовали филистимляне (пеласги?), чекер (тевкры?), шердены и данайцы.

Роберт Дрюс (Robert Drews) описывает «бронзовый коллапс» как «крупнейшую катастрофу в древней истории, даже ещё более ужасную, чем падение Западной Римской империи», цитируя при этом Ф. Броделя, по мнению которого культуры Восточного Средиземноморья вернулись почти к тому, с чего они начинали («нулевому уровню»). Ряд античных авторов писали о времени до катастрофы как об утраченном «золотом веке». К примеру, Гесиод пишет об эпохах Золотого, Серебряного и Медного веков, отделённых от современного ему жестокого Железного века Веком героев.

Возможные причины катастрофы

Тектоническая активность

В качестве потенциального стимула катастрофы рассматривалось увеличение тектонической активности в указанное время, в частности, сверхмощное извержение вулкана Гекла, которое датировалось 1159 г до н. э. Другие археологи относят это извержение к более позднему времени. Амос Нур считал, что стимулом было землетрясение магнитудой 6,5 по шкале Рихтера в Средиземноморье.

Существует версия, привязывающая мощное извержение вулкана Санторин к времени Исхода, историки и археологи датируют его рубежом XIII—XII вв. до н. э., согласно которой огненный столб — это шлейф извержения вулкана Санторин, а «расступившееся» море или ушедшее море — известное явление, когда во время прихода цунами морская вода вначале быстро уходит от берега, а затем вновь возвращается.

Засуха

Харви Вайс, профессор ближневосточной археологии из Йельского университета, опираясь на индекс засух Палмера для 35 точек в Греции, Турции и на Ближнем Востоке, пришёл к выводу, что одним из стимулов коллапса была длительная засуха, которая ухудшила социально-экономическое положение большого региона, привела к войнам и миграциям. Позднее Брайан Фейган высказал мнение, что атлантические шторма в середине зимы к северу от Пиренеев и Альп принесли более влажный климат в Центральную Европу, и одновременно засушливый — в Восточное Средиземноморье, что и стало толчком к коллапсу бронзового века. Это согласуется и с древнегреческими источниками, которые говорят о засухе, случившейся после Троянской войны. Население Западной Анатолии было вынуждено мигрировать.

Миграции и набеги

Экрем Акургал, Густав Леманн и Фриц Шахермайр, опираясь на идеи Гастона Масперо и на находки большого количества мечей типа Naue II (нем. Griffzungenschwert), происходящих с юга Восточной Европы, а также египетские и угаритские упоминания о нашествии «народов моря», считают именно миграции основной причиной катастрофы. В то же время, записанные линейным письмом B документы Микенского царства, относящиеся к периоду непосредственно перед коллапсом, свидетельствуют о росте пиратства и набегов для захвата рабов, в особенности с побережья Анатолии. Вскоре после правления Рамзеса II были сооружены египетские крепости вдоль побережья Ливии с тем, чтобы противостоять морским набегам.

Дополнительные сведения: Народы моря, Мушки, Арамеи, и Филистимляне

Обработка железа

Леонард Палмер предположил, что железо имелось в гораздо большем количестве, чем бронза, и позволяло вооружать более многочисленные войска, которые могли одолеть меньшие армии, использующие бронзовое оружие и колесницы, хотя оружие из железа было худшего качества. Данный аргумент, однако, со временем подвергся критике, поскольку было установлено, что окончательный переход к железу произошёл уже после бронзового коллапса.

Возможно, роль сыграл фактор разрыва торговли на дальние расстояния в результате системного кризиса, из-за чего прекратилась или существенно снизилась поставка олова, что, в свою очередь, сделало невозможным производство бронзы.

Системный кризис

Общий системный коллапс произошёл, по-видимому, не только в Восточном Средиземноморье. Так, в Центральной Европе произошёл заметный регресс между периодом культуры полей погребальных урн XIII—XII вв. до н. э. и появлением гальштатской культуры в X—IX вв. до н. э., что было синхронно греческим тёмным векам после упадка микенской цивилизации. Остаётся, однако, нерешённым вопрос, был ли данный системный кризис причиной или следствием бронзового коллапса. Сторонником данной теории является Джозеф Тэйнтер.

В специфическом контексте Ближнего Востока целый ряд факторов — включая рост населения, ухудшение почвы, засуху, технологии литья из бронзы и ковки железа — могли в сочетании привести к росту стоимости оружия (по сравнению со стоимостью земли) до уровня чрезмерно высокого для традиционных воинских аристократий.

Изменение в ведении войны

Роберт Дрюс полагает, что появление массовой пехоты, использовавшей новые виды вооружения и доспехов, как, например, литые (а не кованые) наконечники копий и длинные мечи — колюще-рубящее оружие (меч типа Naue Type II, появившийся в восточных Альпах и Карпатах около 1200 г. до н. э., быстро распространился и стал единственным видом меча в XI в. до н. э.; бронза была заменена железом (без существенного изменения дизайна меча) по мере развития технологий сталеварения, обеспечивающих большую остроту, прочность и износоустойчивость лезвия меча) и дротиков, а также появление бронзовых литейных мастерских, дают основание предполагать, что «массовое производство бронзовых артефактов неожиданно приобрело большое значение в Эгейском регионе». К примеру, Гомер использует слово «копья» как синоним слова «воин», что говорит о возросшем значении копий в войне.

Такое новое оружие, которым пользовались прото-гоплиты, способные отражать массированные атаки боевых колесниц, смогло дестабилизировать государства, где армии были основаны на использовании колесниц правящим классом, и способствовать резкому социальному коллапсу, когда такая пехота стала совершать набеги на древние города.

• Битва при Кадеше (1296 год до н. э.) — последнее крупное сражение эпохи бронзового века:

Литература

• Oliver Dickinson. The Aegean from Bronze Age to Iron Age: Continuity and Change Between the Twelfth and Eighth Centuries, BCRoutledge (2007), ISBN 978-0-415-13590-0.

Ссылки

• [neznaika-nalune.livejournal.com/136520.html Ещё раз о «катастрофе бронзового века»]

Отрывок, характеризующий Катастрофа бронзового века

Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему.
Старый князь говорил, что ежели он болен, то только от княжны Марьи; что она нарочно мучает и раздражает его; что она баловством и глупыми речами портит маленького князя Николая. Старый князь знал очень хорошо, что он мучает свою дочь, что жизнь ее очень тяжела, но знал тоже, что он не может не мучить ее и что она заслуживает этого. «Почему же князь Андрей, который видит это, мне ничего не говорит про сестру? – думал старый князь. – Что же он думает, что я злодей или старый дурак, без причины отдалился от дочери и приблизил к себе француженку? Он не понимает, и потому надо объяснить ему, надо, чтоб он выслушал», – думал старый князь. И он стал объяснять причины, по которым он не мог переносить бестолкового характера дочери.
– Ежели вы спрашиваете меня, – сказал князь Андрей, не глядя на отца (он в первый раз в жизни осуждал своего отца), – я не хотел говорить; но ежели вы меня спрашиваете, то я скажу вам откровенно свое мнение насчет всего этого. Ежели есть недоразумения и разлад между вами и Машей, то я никак не могу винить ее – я знаю, как она вас любит и уважает. Ежели уж вы спрашиваете меня, – продолжал князь Андрей, раздражаясь, потому что он всегда был готов на раздражение в последнее время, – то я одно могу сказать: ежели есть недоразумения, то причиной их ничтожная женщина, которая бы не должна была быть подругой сестры.
Старик сначала остановившимися глазами смотрел на сына и ненатурально открыл улыбкой новый недостаток зуба, к которому князь Андрей не мог привыкнуть.
– Какая же подруга, голубчик? А? Уж переговорил! А?
– Батюшка, я не хотел быть судьей, – сказал князь Андрей желчным и жестким тоном, – но вы вызвали меня, и я сказал и всегда скажу, что княжна Марья ни виновата, а виноваты… виновата эта француженка…
– А присудил!.. присудил!.. – сказал старик тихим голосом и, как показалось князю Андрею, с смущением, но потом вдруг он вскочил и закричал: – Вон, вон! Чтоб духу твоего тут не было!..

Князь Андрей хотел тотчас же уехать, но княжна Марья упросила остаться еще день. В этот день князь Андрей не виделся с отцом, который не выходил и никого не пускал к себе, кроме m lle Bourienne и Тихона, и спрашивал несколько раз о том, уехал ли его сын. На другой день, перед отъездом, князь Андрей пошел на половину сына. Здоровый, по матери кудрявый мальчик сел ему на колени. Князь Андрей начал сказывать ему сказку о Синей Бороде, но, не досказав, задумался. Он думал не об этом хорошеньком мальчике сыне в то время, как он его держал на коленях, а думал о себе. Он с ужасом искал и не находил в себе ни раскаяния в том, что он раздражил отца, ни сожаления о том, что он (в ссоре в первый раз в жизни) уезжает от него. Главнее всего ему было то, что он искал и не находил той прежней нежности к сыну, которую он надеялся возбудить в себе, приласкав мальчика и посадив его к себе на колени.
– Ну, рассказывай же, – говорил сын. Князь Андрей, не отвечая ему, снял его с колон и пошел из комнаты.
Как только князь Андрей оставил свои ежедневные занятия, в особенности как только он вступил в прежние условия жизни, в которых он был еще тогда, когда он был счастлив, тоска жизни охватила его с прежней силой, и он спешил поскорее уйти от этих воспоминаний и найти поскорее какое нибудь дело.
– Ты решительно едешь, Andre? – сказала ему сестра.
– Слава богу, что могу ехать, – сказал князь Андрей, – очень жалею, что ты не можешь.
– Зачем ты это говоришь! – сказала княжна Марья. – Зачем ты это говоришь теперь, когда ты едешь на эту страшную войну и он так стар! M lle Bourienne говорила, что он спрашивал про тебя… – Как только она начала говорить об этом, губы ее задрожали и слезы закапали. Князь Андрей отвернулся от нее и стал ходить по комнате.
– Ах, боже мой! Боже мой! – сказал он. – И как подумаешь, что и кто – какое ничтожество может быть причиной несчастья людей! – сказал он со злобою, испугавшею княжну Марью.
Она поняла, что, говоря про людей, которых он называл ничтожеством, он разумел не только m lle Bourienne, делавшую его несчастие, но и того человека, который погубил его счастие.
– Andre, об одном я прошу, я умоляю тебя, – сказала она, дотрогиваясь до его локтя и сияющими сквозь слезы глазами глядя на него. – Я понимаю тебя (княжна Марья опустила глаза). Не думай, что горе сделали люди. Люди – орудие его. – Она взглянула немного повыше головы князя Андрея тем уверенным, привычным взглядом, с которым смотрят на знакомое место портрета. – Горе послано им, а не людьми. Люди – его орудия, они не виноваты. Ежели тебе кажется, что кто нибудь виноват перед тобой, забудь это и прости. Мы не имеем права наказывать. И ты поймешь счастье прощать.
– Ежели бы я был женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, – сказал он, и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась в его сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то, значит, давно мне надо было наказать», – подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной, злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится в армии.
Княжна Марья умоляла брата подождать еще день, говорила о том, что она знает, как будет несчастлив отец, ежели Андрей уедет, не помирившись с ним; но князь Андрей отвечал, что он, вероятно, скоро приедет опять из армии, что непременно напишет отцу и что теперь чем дольше оставаться, тем больше растравится этот раздор.
– Adieu, Andre! Rappelez vous que les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne sont jamais coupables, [Прощай, Андрей! Помни, что несчастия происходят от бога и что люди никогда не бывают виноваты.] – были последние слова, которые он слышал от сестры, когда прощался с нею.
«Так это должно быть! – думал князь Андрей, выезжая из аллеи лысогорского дома. – Она, жалкое невинное существо, остается на съедение выжившему из ума старику. Старик чувствует, что виноват, но не может изменить себя. Мальчик мой растет и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим. Я еду в армию, зачем? – сам не знаю, и желаю встретить того человека, которого презираю, для того чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!И прежде были все те же условия жизни, но прежде они все вязались между собой, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею.


Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.