Гальба

Сервий Сульпиций Гальба Servius Sulpicius Galba<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Римский император
6 июня 68 года — 15 января 69 года
Предшественник:	Клавдий Цезарь Август Нерон
Преемник:	Марк Сальвий Отон
Вероисповедание:	Древнеримская религия
Рождение:	24 декабря 3 до н. э.(-003-12-24) окрестности Таррацины, Римская империя
Смерть:	15 января 69(0069-01-15) (71 год) Рим, Римская империя
Место погребения:	Рим
Род:	Сульпиции
Отец:	Гай Сульпиций Гальба
Мать:	Муммия Ахаика
Супруга:	Эмилия Лепида

Се́рвий Сульпи́ций Га́льба (лат. Servius Sulpicius Galba; 24 декабря 3 г. до н. э. — 15 января 69) — древнеримский император (с 6 июня 68 по 15 января 69).

Происхождение и карьера

Гальба происходил из славного и богатого патрицианского рода Сульпициев. В детстве он был усыновлён своей мачехой Ливией и прожил почти всю жизнь под именем Луция Ливия. При Тиберии он стал избираться на почётные должности: назначался претором, в 31 году получил наместничество в Аквитании, а в 33 году — консульство. Гай Калигула отправил его легатом в Верхнюю Германию. Став во главе легиона, он показал себя суровым и требовательным полководцем. Над хаттами, прорвавшимися в 41 году почти до самой Галлии, он одержал решительную победу. Принцепса, посетившего его лагерь, Гальба порадовал хорошей выучкой войск, а ещё более тем, что после учений пробежал за его колесницей целых 20 миль. При известии об убийстве Калигулы многие советовали Гальбе воспользоваться случаем и захватить власть, но он предпочёл остаться в стороне. Этим он снискал расположение Клавдия, был принят в круг его друзей и достиг такого почёта, что из-за его болезни был отсрочен даже поход в Британию. В 45 году он получил без жребия проконсульство на два года в Африке, чтобы навести порядок в этой провинции, неспокойной из-за внутренних раздоров и из-за восстаний варваров; и он навёл порядок со строгостью и справедливостью даже в мелочах. Далее почти до середины правления Нерона он жил большей частью в покое. В 61 году Гальба получил назначение в Тарраконскую Испанию. Этой провинцией он управлял восемь лет, но непостоянно и по-разному. Поначалу он был суров и не знал меры в наказании за проступки, но постепенно впал в бездеятельность и праздность.

Приход к власти

В 68 году претор Галлии Юлий Виндекс поднял восстание против Нерона. После того, как Виндекс начал открытую войну, он написал Гальбе, призывая его принять верховное начальство. Слухи об этом распространились заранее и собрали толпу людей, жаждавших переворота. Гальба и в этот раз не принял императорского звания, он согласился послужить отечеству, именуясь не Цезарем и не императором, а полководцем римского сената и народа. Многие наместники отпадали от Нерона, и почти все принимали сторону Гальбы, но Вергиний, начальник германских легионов в Галлии, объявил, что он и сам не примет верховного владычества и не позволит получить его никому помимо воли и выбора сената. Он выступил против Виндекса и разгромил его в упорном сражении. Потеряв 20 000 человек, Виндекс покончил с собой. Обеспокоенный этим, Гальба вернулся в Испанию и стал ждать, чем всё кончится. В июне пришло известие, что Нерон покончил с собой, а сенат провозгласил Гальбу императором. Тогда Гальба сложил звание легата, принял имя Цезаря и выступил в путь. В Галлии к нему присоединился Вергиний, который, получив сенатское постановление, признал Гальбу императором и привёл к присяге на верность ему свои легионы.

Правление и смерть

В Риме его ожидали с нетерпением. Одним из первых его распоряжений было разыскать и вернуть все ценные вещи, подаренные Нероном своим любимцам.

Поскольку вещи эти уже успели не раз сменить владельцев, расплачиваться за безумные траты прежнего принцепса пришлось людям совершенно посторонним и ни в чём не виноватым. Пошли слухи о его суровости, жестокости и скупости; своими поступками Гальба подтвердил и приумножил эти слухи. Розыскам не было конца, и они захватывали все более широкий круг лиц, так что о Гальбе повсеместно стали говорить с презрением.

К тому же вскоре оказалось, что он слепо доверяет своим советникам — друзьям и вольноотпущенникам — и всё делает по их указке. А те оказались людьми алчными и жестокими.

Наиболее опасной была для него ненависть солдат и преторианцев. Многие из них приняли участие в восстании против Нерона, соблазнённые щедрыми посулами своих начальников. Но за их измену Гальба им ничего не заплатил. Когда же принцепсу сообщили о том, что солдаты недовольны и озлоблены его скупостью, он отвечал, что привык набирать, а не покупать воинов. Этим он восстановил против себя легионы во всех провинциях.

Громче всех роптали войска в Верхней Германии. В январские календы 69 г. они открыто восстали и провозгласили императором префекта Нижней Германии Вителлия. Когда Гальба узнал о перевороте, он объявил соратникам, что нельзя более медлить с назначением преемника. Гальба знал, что немногие из его друзей стоят за Долабеллу, а все остальные за Марка Отона. Но сам он не одобрял ни того ни другого. Гальба послал за Пизоном, молодым человеком, от природы одарённым всеми нравственными достоинствами, но особенно славившимся чистотой и суровостью жизни, и усыновил его. Затем он отправился в лагерь преторианцев и объявил Пизона своим преемником. Более всех эта новость поразила Отона.

Увидев крушение всех своих надежд, он из горячего приверженца Гальбы обратился в его злейшего врага. Однако, обдумав своё положение, он решил, что, действуя быстро и решительно, он может ещё и теперь добиться своей цели. В тот же день он вступил в переговоры с преторианцами и за четыре дня успел подготовить заговор против Гальбы.

Преторианцы доставили Отона в лагерь, и здесь он был провозглашен императором. О случившемся немедленно сообщили Гальбе на Палатин. Некоторое время он колебался, не зная, что предпринять. Из города приходили самые противоречивые слухи, но Гальба поверил самым благоприятным для него известиям, сел на носилки и сквозь толпы народа отправился на форум. В это время туда ворвалась мятежная конница. Народ бросился врассыпную, а преторианцы кинулись к носилкам принцепса. Носильщики выронили их из рук, и Гальба вывалился на землю.

Говорят, что окружённый со всех сторон врагами, он сам подставил им горло со словами: «Убейте меня, если это нужно для государства». На него обрушилось множество ударов и даже после того, как он был мёртв, солдаты продолжали рубить и колоть обезображенное тело. Какой-то солдат отрубил у трупа голову и преподнёс её Отону. Отон отдал её обозникам и харчевникам, и они, потешаясь, долго носили её на пике по лагерю.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Гальба
• [www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Monarh1/10.php К. Рыжов. Все монархи мира. Древняя Греция. Древний Рим. Византия.]
• Гальба // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Гальба

Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.


25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.
– Point de prisonniers, – повторил он слова адъютанта. – Il se font demolir. Tant pis pour l'armee russe, – сказал он. – Allez toujours, allez ferme, [Нет пленных. Они заставляют истреблять себя. Тем хуже для русской армии. Ну еще, ну крепче…] – проговорил он, горбатясь и подставляя свои жирные плечи.
– C'est bien! Faites entrer monsieur de Beausset, ainsi que Fabvier, [Хорошо! Пускай войдет де Боссе, и Фабвье тоже.] – сказал он адъютанту, кивнув головой.
– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль – быть достойными своего императора, и один страх – не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал, чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.
– Я должен поправить это в Москве, – сказал Наполеон. – A tantot, [До свиданья.] – прибавил он и подозвал де Боссе, который в это время уже успел приготовить сюрприз, уставив что то на стульях, и накрыл что то покрывалом.
Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт.
Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.