Констанций III
| Флавий Констанций лат. Flavius Constantius<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Золотой солид Констанция III</td></tr> | ||
| ||
|---|---|---|
| 8 февраля 421 — 2 сентября 421 | ||
| Соправитель: | Гонорий | |
| Наследник: | Гонорий | |
| Рождение: | Ниш | |
| Смерть: | 421 | |
| Дети: | Валентиниан III Юста Грата Гонория | |
Конста́нций III, Флавий Констанций (лат. Flavius Constantius) (ум. 2 сентября 421) — римский император (соправитель Гонория) с 8 февраля по 2 сентября 421 года. Консул в 414, 417, и 420 годах.
Военная карьера
По рассказу Олимпиодора, Констанций был родом иллириец, из города Наисса (нын. Ниш), и начал военную службу еще при отце Гонория, императоре Феодосии I. Во времена которого он, по словам того же Олимпиодора «совершил много походов»[1]. Император Гонорий после казни Стилихона в 408 году нуждался в опытном полководце, способном остановить стремительный распад империи. Однако при отборе кандидатур на высшие военные должности не последнюю роль играла уже упомянутая «антиварварская» партия при дворе. Считалось, что только «римлянин» сможет отстаивать интересы империи и августа, не потворствуя варварским частям своей армии. Констанций, чье происхождение не вызывало сомнений, как нельзя лучше подходил на эту роль. Орозий особо подчеркивает «римское» происхождение нового полководца: «государство почувствовало и то, какое благо, наконец, обрело оно в лице римского вождя, и то, какую опасность до сих пор переживало оно, подчиняясь столь долгое время комитам из варваров»[2]. К 410 или 411 году и выдвинулся Констанций — вначале комит, а затем магистр армии, который вместе с Ульфилой был послан во главе армии для подчинения неподконтрольной Равенне Галлии. В течение 411 года правительственные войска выдвинулись против узурпатора Константина III и осадили его в Арле. Схваченного после взятия города Константина отправили в Италию в качестве пленника, однако он был убит по дороге в Равенну. После этого Констанций нанес поражение войскам Геронтия, в результате чего Геронтий был убит, а Максим бежал в Испанию.
Вестготы Атаульфа, преемника Алариха, остро нуждались в продовольствии во время своего пребывания в Италии. Для лучшего понимания действий Констанция следует отметить, что Италия давно уже не могла обеспечивать себя, и основными поставщиками сельскохозяйственной продукции являлись Испания и Африка. Именно в Африку изначально собирался переправиться Аларих после взятия Рима, однако эта попытка не увенчалась успехом. Таким образом, вестготы, вторгнувшись в Южную Италию, и тем самым нарушив обычный ход земледелия и торговли, вскоре оказались под угрозой настоящего голода. Все это заставило Атаульфа вступить в переговоры с равеннским правительством. Одним из основных предметов торга за хлеб стала сестра императора Галла Плацидия. Одновременно он вступил в сношения с узурпатором Иовином. В 412 году Атаульф, не прерывая переговоров, вступил в Галлию, где в то время находился узурпатор и его брат Себастиан. Туда же своим небольшим отрядом подоспел перешедший на сторону Иовина готский вождь Сар, намереваясь получить от узурпатора пост магистра армии. В произошедшем сражении между старыми врагами Атаульф взял верх, отряд Сара был уничтожен, а сам он убит. Вероятно, Атаульф колебался перед выбором — договориться с императором Гонрием или поддержать Иовина, однако сомнения быстро разрешились. Иовин провозгласил Себастиана соправителем и предоставил ему командование над войсками. Атаульф враждебно принял это известие и, чтобы ускорить союз с империей, вступил в борьбу с обоими узурпаторами. Пообещав императору Гонорию головы мятежников и мир, он сначала захватил и обезглавил Себастиана, а затем осадил Валенсию, куда бежал сам Иовин. Когда город сдался, Иовина перевезли в Нарбонну и казнили в 413 году. Головы обоих узурпаторов, как и было обещано, в знак преданности императору, были отправлены Атаульфом в Равенну, где их выставили насаженными на копья для всеобщего обозрения за стенами города.
Союз с вестготами был недолгим. В 413 году отпала провинция Африка, её комит Гераклиан с флотом двинулся в Италию. По счастью, попытка Гераклиана захватить власть была неудачной, флот был разбит после высадки, а сам он бежал в Карфаген. Несмотря на победу, Гонорий не мог более снабжать продовольствием вестготов. Атаульф, возмущенный нарушением «клятвенных заверений» 1 января 414 года женился на Плацидии, а когда она родила сына, он дал ему императорское имя Феодосий. В том же году он снова назначил Аттала (читавшего эпиталамму на январской свадьбе) императором, двинулся к средиземноморскому побережью и захватил Нарбон. В ответ Констанций, штаб которого находился в Арле, блокировал с моря Нарбоннскую Галлию, где тогда находились вестготы, и строго запретил любую торговлю с ними.
Поселение Атаульфа в провинции Нарбонна I рассыпалось мгновенно. Его воины бежали в Барселону. Но блокада продолжалась и в Испании. Среди вестготов начался массовый голод. Они тщетно пытались переправиться в Африку. Однако Атаульф не терял надежд на мир. Даже когда в 415 году Констанций заставил его покинуть Бордо и другие города южной Галлии, он все еще надеялся договориться с императором. Осенью 415 года в Барселоне Атаульф был убит. Орозий ставит убийство Атаульфа в связь с его симпатиями к Римской империи и мирными отношениями с императором Гонорием. «Так как он [Атаульф], — пишет Орозий — усерднейшим образом следовал её [Галлы Плацидии] просьбам и предложениям о мире, то и был убит в испанском городе Барселоне, как рассказывают, вследствие козней своих»[3]. Наконец в 416 году, отчаявшись, вестготы капитулировали перед римлянами. Их новый король Валия заключил в 416 году договор с империей, согласно которому в обмен на 600 000 мер зерна вестготы обязались вернуть Галлу Плацидию и сражаться против других варварских племен Испании в качестве римских федератов.
В 417 году состоялся брак Констанция с сестрой императора Галлой Плацидией. По-видимому, Гонорий был принужден выдать за него свою сестру, несмотря на нежелание последней, однако он противился, будучи бездетным, признать своим наследником сына Констанция, Валентиниана, и сделал это лишь под давлением со стороны Галлы Плацидии и её варварского окружения.
В течение двух лет вплоть до 418 года вестготы воевали в качестве федератов в Испании против вандалов и аланов. Вестготская армия в Испании во главе с королём Валией действовала весьма эффективно. Вестготы нанесли поражения в ряде сражений вандалам-силингам короля Фридубальда и аланам царя Аддака, причём силинги были почти полностью уничтожены. Однако в 418 году патриций Констанций отозвал вестготов из Испании и поселил их в провинции Аквитания II (на западном побережье Галлии между устьем Гаронны и устьем Луары), а также в некоторых соседних городах. Так в 418 году на территории Западной Римской империи появилось первое варварское королевство.
Консульства
Первый раз консулом Констанций стал в 414 году после победы над узурпаторами Константином и Юлианом и над магистром армии Геронтием, провозгласившим императором своего сына Максима; на расходы по этому консульству Констанцию было даровано состояние комита Африки Гераклиана.
Второе консульство Констанция выпало на 417 год, и было связано, по-видимому, с его победой над вестготами и возвращением Галлы Плацидии. Ему также удалось захватить долго беспокоившего Равенну Аттала. Кроме того, он совершил поход в Испанию, где пленил одного из крупных вандальских вождей и послал его Гонорию. В эти годы (после 417 года), как отметил Олимпиодор, Констанций стал жаден до денег, которые он собирал для того, чтобы богато обставить сначала своё третье консульство, а затем и и вступление на престол. После его смерти в Равенну со всех сторон стали стекаться жалобы от людей, которых он обидел, отобрав у них деньги.
Третье консульство пришлось на 420 год, за год до того, как император Гонорий провозгласил Констанция своим соправителем.
Соправительство
Констанций приобрел огромное влияние. Магистр армии, триумфатор, трижды удостаивавшийся консульства, патриций и муж сестры императора, очевидно, что человека с такими достоинствами император Гонорий должен был оценить по заслугам и сделать августом. В 421 году император Гонорий, по словам Олимпиодора, «почти против воли» назначил Констанция своим соправителем. Однако титул Констанция не был признан в Константинополе. Их совместное правление было недолгим, через несколько месяцев Констанций умер.
Его современник, историк Олимпиодор так описывает Констанция:
«Имел [он] вид угрюмый и мрачный: пучеглазый, с толстым затылком и плоской головой, он ехал, навалившись всем телом на шею своей верховой лошади, и смотрел искоса то в одну, то в другую сторону. Всем казалось, по поговорке, что у него „вид, достойный тирана“» [4]
Тем не менее, добавляет автор, в свободной атмосфере пиров, он был «приятен и вежлив и часто состязался с мимами, игравшими перед столом» [4]. В дальнейшем, сложный церемониал двора и этикет, подчиняться которому должен был император, настолько сильно тяготили его, что «императорская власть ему опротивела» [5]: пользовавшийся много лет неограниченной властью военачальник тосковал по свободной походной жизни; болезнь прервала его жизнь после семи месяцев соправительства с Гонорием. Характеризуя Констанция, Олимпиодор отмечает его щедрость до брака с Галлой Плацидией и проявившееся в нём позднее сребролюбие.
Дети Констанция и Галлы Плацидии:
Напишите отзыв о статье "Констанций III"
Примечания
Литература
- Констанций // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Lütkenhaus W. Constantius III.: Studien zu seiner Tatigkeit und Stellung im Westreich 411—421. Bonn, 1998 (Habelts Dissertationsdrucke: Reihe Alte Geschichte; H. 44)
- Олимпиодор Фиванский. История. / Пер. и комм. Е. Ч. Скржинской. СПб., Алетейя, 1999.
- Прокопий Кесарийский. Война с вандалами М. Наука. 1993.
- Павел Орозий. История против язычников в 3 томах Серия: Византийская библиотека. СПб.: Алетейя. 2001—2003.
- Иордан. О происхождении и деяниях гетов. Спб. Алетейя. 1997
- Дилигенский Г. Г. Северная Африка в IV—V веках. М., 1961.
- Сиротенко В. Т. История международных отношений в Европе во второй половине IV начале VI века Пермь, 1975 тираж 1500
- Коваленко А. А. К истории торговых отношений в Средиземноморье в III—V вв. изд. «ЦТВЖ» Харьков 2007
- Корсунский А. Р. Корсунский А. Р., Гюнтер Р. Упадок и гибель Западной Римской Империи и возникновение германских королевств (до середины VI в.) М. 1984
- Корсунский А. Р. Готская Испания М. 1969
- Томпсон Э. А. Римляне и варвары. Падение Западной империи. «Ювента». Санкт-Петербург, 2003
Отрывок, характеризующий Констанций III
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.
В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
