Прийма, Фёдор Яковлевич

Фёдор Яковлевич Прийма (26 января (8 февраля) 1909, станица Ахтанизовская, ныне Краснодарского края — 19 апреля 1993, Санкт-Петербург) — советский и российский литературовед.

Биография

Родился в семье казака Кубанского казачьего войска. Учился в станичной церковно-приходской, затем советской школе. С 1927 ― студент Краснодарского пед. техникума, в 1929 поступил на общественно-литературное отделение Краснодарского педагогического института (будущего Кубанского гос. ун-та), который окончил в 1932. После четырёхлетней работы преподавателем русского яз. и литературы в 1936 поступил в аспирантуру Ленинградского педагогического института. В 1938—1939 арестован по доносу органами НКВД и находился под следствием "за участие в заговоре против К. Ворошилова". За отсутствием улик дело прекращено, Ф.Я.Прийма восстановлен в правах. В июне 1941 защитил кандидатскую диссертацию «Лев Толстой во французской литературе XIX века».

В начале июля 1941 ушел добровольцем на фронт. Служил рядовым, затем сержантом в артиллерийской разведке 405 железнодорожного артдивизиона 101-й (позднее 1-й гвардейской) Морской артиллерийской бригады КБФ. Участник прорыва и снятия блокады Ленинграда, Выборгской наступательной операции, освобождения Прибалтики и Восточной Пруссии. Среди наград ― орден Красной Звезды, орден Отечественной войны 2-й степени, медали «За оборону Л-да», «За боевые заслуги» и др.

Демобилизован в ноябре 1945, возвратился в Ленинград. С 1945 по 1990 — сотрудник Института русской литературы (ИРЛИ). В 1946—1951 работал в Государственной Публичной библиотеке) главным библиотекарем Отдела Рукописей. В 1947 присвоено звание старшего науч. сотрудника. Среди разысканных Приймой автографов – стихотворение А. Пушкина «Я видел вас, я их читал», письмо Н. Некрасова к М. Авдееву, рукописная копия неизвестного стихотворения Некрасова «Молодое поколение своему Зоилу» и др.

В Пушкинском Доме работал в Отделе новой русской литературы, в 1978—1986 заведующий этим отделом. С 1965 по 1978 был заместителем директора ИРЛИ, а в 1975—1977 исполняющим обязанности директора. Внес большой вклад в издание ПСС Белинского в 13 т., выступив как текстолог и комментатор, редактор и контрольный рецензент томов, автор вступительных статей. Возглавлял Некрасовскую группу Пушкинского Дома, был инициатором и руководителем издания академического ПСС Некрасова в 15 т., формально оставаясь заместителем главного редактора. Принимал активное участие в изданиях ПСС Достоевского и Тургенева, 4-томной «Истории русской литературы», серийных трудов ― ТОДРЛ, «Некрасовский сборник» и др. С 1958 по 1988 ― член редколлегии журнала «Русская лит-ра» и один из активных участников этого издания.

В 1961 защитил докторскую диссертацию «Шевченко и русская литература XIX в.».

Главный редактор серии «Библиотека поэта» с 1971 до 1984 г.

Основные направления научной деятельности: древнерусская литература, русская литература XIX в., взаимосвязи русской и зарубежных литератур.

Награды

Лауреат Ленинской премии (1964) — за монографию «Шевченко и русская литература XIX века».

Заслуженный деятель науки РСФСР.

Награждён орденами Красной Звезды, «Знак Почёта», Отечественной войны II степени.

Основные труды

• К истории открытия «Слова о полку Игореве» // Труды Отдела древнерусской литературы / АН СССР. Ин-т рус. лит. — 1956. — Т. 12. — С. 46—54. [lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=6802]
• Шевченко и русская литература XIX века. — М.; Л. : Изд-во АН СССР, 1961. — 411 с.
• Шевченко и русское освободительное движение. — Киев, 1966. (На укр. яз.)
• Русская литература на Западе : Статьи и разыскания. — Л. : Наука, 1970. — 258 с.
• «Слово о полку Игореве» в русском историко-литературном процессе первой трети XIX века.— Л. : Наука, 1980. — 251 с.
• Некрасов и русская литература. — Л. : Наука, 1987. — 263, [1] с.

Ф. Я. Прийма был редактором и автором вступительных статей в изданиях сочинений А. Д. Кантемира, И. А. Крылова, А. Н. Майкова, автором глав в академической «Истории русской поэзии» (Л., 1968—1969), главным редактором книжной серии «Библиотека поэта».

Литература

• Пушкинский Дом: материалы к истории, 1905—2005. — СПб., 2005. — С. 507—508. — ISBN 5-86007-489-1.
• Ф. Я. Прийма и вопросы филологии XX века : исследования, воспоминания, материалы. — СПб., 2009. — 491, [1] с., [16] л. ил. — ISBN 978-5-91492-072-9.

Отрывок, характеризующий Прийма, Фёдор Яковлевич

В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.