Пышнов, Владимир Сергеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Пышнов Владимир Сергеевич
Дата рождения:

21 февраля (6 марта) 1901(1901-03-06)

Место рождения:

Москва,
Российская империя

Дата смерти:

1984(1984)

Страна:

СССР СССР

Научная сфера:

аэродинамика

Место работы:

ВВИА имени Н. Е. Жуковского

Альма-матер:

ВВИА имени Н. Е. Жуковского (1925)

Награды и премии:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Пышно́в Владимир Сергеевич (1901—1984) — российский советский учёный, специалист по аэродинамике самолета, генерал-лейтенант инженерно-технической службы. Заслуженный деятель науки и техники РСФСР (1942).





Биография

В 1918 году окончил 3-ю Московскую гимназию, а в октябре 1919 года начал учёбу в Московском авиатехникуме, который в 1925 году, времени окончания обучения Пышновым, уже назывался Военно-воздушная инженерная академия имени Н. Е. Жуковского[1]. Во второй год учебы Пышнов проходил практику у авиаконструктора А. А. Пороховщикова. С первого года учёбы Пышнов участвовал в разработке планеров. Он участвовал в 1-х Всесоюзных планерных испытаниях в ноябре (1-18) 1923 года. В сентябре (5-28) 1924 года в Крыму состоялись 2-е Всесоюзные планерные испытания. На этих соревнованиях слушатели 4-го курса академии B. C. Пышнов и М. К. Тихонравов были членами Технического комитета, который возглавлял профессор В. П. Ветчинкин.

В октябре 1926 года он поступил в адъюнктуру Военной Воздушной Академии, а через год успешно защитил диссертацию, после чего ему было присуждено учёное звание преподавателя высших военных учебных заведений. Его квалификационная работа «Штопор самолета», опубликованная в апреле 1929 года в первом сборнике трудов академии, положила начало организации широких теоретических, лабораторных исследований и лётных испытаний самолета на штопор, выработки практических рекомендаций по борьбе с ним.

С 1927 года он преподавал в родной Академии. В январе 1932 года В. С. Пышнов был назначен старшим руководителем кафедры «Аэродинамика самолета», а после организации в академии кафедры «Динамика полета» 16 апреля 1935 года — её начальником. С 1939 года он — профессор Академии.

В июне 1942 года B. C. Пышнову было присвоено воинское звание генерал-майора, а в марте 1946 — генерал-лейтенанта. В 1949 году B. C. Пышнов стал председателем 1-й (самолетной) секции АТК ВВС (с июня 1956 года — Научно-Технический Комитет ВВС), которую он возглавлял до 1964 года.

Научная деятельность

В 1927 году в исследовании «Самовращение и штопор самолетов» разработал теорию штопора. Последующие работы Пышнова, посвященные управляемости, устойчивости и маневренности самолета, изложены в ряде статей и в курсе «Аэродинамика самолета» (4 чч., 1934—38), а также в монографии «Динамические свойства самолета» (1951). Эти труды способствовали формированию современных представлений по динамике полета самолета.

Разработал самолеты ВВА-1, «Стриж».

В 1958 году B. C. Пышнову присвоили учёную степень доктора технических наук.

Его труд неоднократно отмечался наградами: двумя орденами Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденом Трудового Красного Знамени, орденом Отечественной войны 1-й степени и многими медалями.

Публикации

  • Самовращение и штопор самолетов. — М., 1927.
  • Аэродинамика самолета. Ч. 1—4. — М.: ОНТИ НКТП СССР, 1934—1938.
  • Динамические свойства самолета. — М.: Оборонгиз, 1951.
  • [lib.ru/NTL/AVIA/PISHNOW/pyshnov.txt Из истории летательных аппаратов]. — М.: Машиностроение, 1968.

Напишите отзыв о статье "Пышнов, Владимир Сергеевич"

Примечания

  1. В. С. Пышнов был в составе первого выпуска инженеров, состоявшегося 2 апреля 1925 года.

Ссылки

  • Болотников В. Выдающийся деятель авиационной науки, «Вестник воздушного флота», 1948, № 7.
  • [bse.sci-lib.com/article094502.html Пышнов Владимир Сергеевич] в Большой советской энциклопедии.
  • [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=110333 Биографическая справка]
  • Арсеньев Е. [ser-sarajkin.narod2.ru/ALL_OUT/AiKOut10/Pyshnov/Pyshnov001.htm Владимир Пышнов — учёный и конструктор]

Отрывок, характеризующий Пышнов, Владимир Сергеевич

– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.