Рабеманандзара, Жак

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Жак Рабеманандзара

Жак Рабеманандзара (13 июня 1913, Мангабе, Мароантсера — 2 апреля 2005, Париж, Франция) — мадагаскарский поэт, писатель и политический деятель, один из крупнейших мадагаскарских писателей XX века, представитель негритюда. Свои произведения писал на французском языке.



Биография

Родился в семье католического вероисповедания, после окончания средней школы на островке Сент-Мари получил религиозное образование в Антананариву в 1927—1935 годах, намереваясь стать священником. Тем не менее ещё во время обучения он несколько изменил свои предпочтения и заинтересовался журналистикой, а с 1935 года всё больше интересовался политикой и литературой. В 1935—1936 годах пытался издавать ежемесячный журнал «Revue des Jeunes de Madagascar»; вышло 10 выпусков, однако затем колониальные власти запретили дальнейший выход журнала. В 1939 году был направлен представлять Мадагаскар (бывший в то время французской колонией) в Париже на торжествах, посвящённых годовщине Великой Французской революции. Поскольку в это время уже шла Вторая мировая война, он не смог вернуться домой и остался во Франции до 1946 года. В период оккупации страны нацистами работал в министерстве колоний и получил французское гражданство; также продолжил своё образование в Сорбонне, получив по окончании учёную степень в области управления. Во время учёбы познакомился с Леопольдом Сенгором и Аленом Дюопом. Дважды, в 1945 и 1946 годах, избирался в Учредительное собрание Франции депутатом от Мадагаскара. В 1946 году познакомился с Расетой и Равоаханги, вместе с которыми стал одним из основателей политического движения MDRM («Демократическое движение за малагасийское возрождение»), сыгравшего важную роль в становлении малагасийской государственности.

В 1947 году, после Мадагаскарского восстания и его подавления, был арестован французскими властями по обвинению в подстрекательстве к восстанию (хотя сам призывал восставших сложить оружие) и приговорён к пожизненной каторге; в заключении написал несколько произведений, в 1956 году был помилован, но с запретом возвращаться на Мадагаскар. Принял участие в первом международном конгрессе чернокожих деятелей искусства в Париже.

После получения Мадагаскаром независимости в июле 1960 года вернулся на родину, где сразу же оказался вовлечён в политическую деятельность. Был с октября 1960 по 1965 год министром национальной экономики, с августа 1965 по 1967 год занимал пост министра сельского хозяйства, с июля 1967 по май 1972 года — министра иностранных дел (при этом с 1971 года был вице-президентом). С 1963 года также занимал пост председателя Совета министров афро-малагасийского Союза, а в 1965 году был избран мэром Таматавы. После революции на Мадагаскаре и установления военной диктатуры в октябре 1972 года по собственной воле эмигрировал из страны, прожив во Франции 20 лет. В 1992 году вернулся на Мадагаскар, где стал кандидатом в президенты на выборах, но набрал лишь 2,9 % голосов.

Основным мотивом литературного творчества Рабеманандзары является антиколониализм. Его перу принадлежат поэтические сборники «Семиструнная лира» (1948), «Тысячелетний обряд» (1955), «Противоядие» (1961), также поэмы «Антза» (1948, русские переводы — 1961, 1973), «Ламба» (1956, русские переводы — 1958, 1961, 1968), трагедия «Мореходы зари» (1957). Из его публицистических произведений известны эссе «Культурные основы мальгашского национализма» (1958) и «Есть ли ещё польза от негритюда?» (1969). Написал также книгу сонетов «Суды божьи» (1973), в которой описаны жестокие пытки предполагаемых преступников в Европе времён Средних веков.

Напишите отзыв о статье "Рабеманандзара, Жак"

Литература

  • Гальперина Е., «Поэзия в ритмах там-тама», М., 1961
  • «Современные литературы Африки». (Восточная и Южная Африка), М., 1974
  • Boucquey de Scbutter E., Jacques Rabemananjara. Choix de textes. Bibliographic, portraits, facsimilés, P., 1964.

Ссылки

  • [www.lehman.cuny.edu/ile.en.ile/paroles/rabemananjara.html Биография]  (фр.)
  • [dic.academic.ru/dic.nsf/bse/125492/%D0%A0%D0%B0%D0%B1%D0%B5%D0%BC%D0%B0%D0%BD%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D0%B7%D0%B0%D1%80%D0%B0 Статья] в БСЭ  (рус.)
К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Рабеманандзара, Жак

В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
Ростов увидал отвозимых пленных и поскакал за ними, чтобы посмотреть своего француза с дырочкой на подбородке. Он в своем странном мундире сидел на заводной гусарской лошади и беспокойно оглядывался вокруг себя. Рана его на руке была почти не рана. Он притворно улыбнулся Ростову и помахал ему рукой, в виде приветствия. Ростову все так же было неловко и чего то совестно.
Весь этот и следующий день друзья и товарищи Ростова замечали, что он не скучен, не сердит, но молчалив, задумчив и сосредоточен. Он неохотно пил, старался оставаться один и о чем то все думал.
Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»
Но пока Николай перерабатывал в себе эти вопросы и все таки не дал себе ясного отчета в том, что так смутило его, колесо счастья по службе, как это часто бывает, повернулось в его пользу. Его выдвинули вперед после Островненского дела, дали ему батальон гусаров и, когда нужно было употребить храброго офицера, давали ему поручения.


Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.