Раль, Карл

Карл Раль
нем. Carl Rahl
Дата рождения:	9 июля 1865(1865-07-09)
Место рождения:	Вена
Дата смерти:	13 августа 1912(1912-08-13) (47 лет)
Место смерти:	Вена
Влияние на:	Михай Мункачи, Кристиан Грипенкерла, Антон Ромако, Эдуард Биттерлих, Август Эйзенменгер, Густав Гауль, Карой Лотц, Йозеф Матеус Айгнер, Йозеф Гофман
Работы на Викискладе

Карл Раль (нем. Carl Rahl; 13 августа 1812, Вена — 9 июля 1865, Вена) — австрийский исторический живописец и портретист, педагог. Сын гравера Карла Генриха Раля.

Биография

Карл Раль родился 13 августа 1812 года в городе Вене. Учился в Венской академии художеств, где за необузданность своей фантазии и склонность к эксцентричностям в искусстве был прозван «диким Тицианом». По получении, 19 лет от роду, римской премии он много путешествовал.

В 1850 году получил место преподавателя в Венской академии, но вскоре вследствие политических причин потерял его и открыл собственную частную школу, из которой в короткое время вышло несколько хорошо подготовленных живописцев, как Михай Мункачи, Кристиан Грипенкерль, Антон Ромако, Эдуард Биттерлих, Август Эйзенменгер, Густав Гауль и Карой Лотц, Йозеф Матеус Айгнер и др.

Раль должен быть причислен к тем немногим художникам, которые, возделывая идеалистично-исторический род живописи, проявили самостоятельность в отношении стиля. В большинстве его произведений композиция красива и величественна, кисть сочна, колорит блестящ и напоминает отчасти Рубенса, отчасти Тициана. С особенным блеском талант Раля обнаруживается в его монументальных работах, каковы: стенная живопись парадной залы в Ольденбургском дворце (1860), двенадцать больших фигур, олицетворяющих собой мирные и культурные искусства, в Генрихсгофе в Вене (1861), фрески восьми зал во дворце Тодеско там же (сцены из мифа о Парисе, 1862), аллегорические сюжеты в венском Оружейном музее, картоны для живописи в новом оперном театре, также в Вене (исполненной уже по смерти Раля его учениками). Из станковых картин Раля, которые он писал преимущественно в первую пору своей деятельности, наиболее замечательны: «Находка трупа Манфреда, павшего в битве при Беневенте» (1836), «Христиане, преследуемые в римских катакомбах» (1844; в Гамбургском музее; повторение её в небольшом виде — в Берлинской национальной галерее) и «Вступление Манфреда в Луцерию» (1846).

Карл Раль умер 9 июля 1865 года в родном городе.

Литература

• Cilli; Lina; Gabriele: Briefe von und an Carl Rahl. Deutsch-Österreichischer Verlag, 1912.
• Roessler, Arthur. Briefe / Carl Rahl. Mit e. Vorw. Wien; Leipzig: L. Heidrich, 1922
• Mayer, August Georg. Rahl, Carl [Ill.]. Erinnerungen an Carl Rahl. Ein Beitrag zur Kunstgeschichte Wiens (von 1847 bis 1865) von August George-Mayer. Wien, Lehmann & Wentzel, 1882.

Ссылки

• Раль // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Персоналии   Живопись   История   Германия

Отрывок, характеризующий Раль, Карл

– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.