1812 год
Поделись знанием:
Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.
Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
(перенаправлено с «1812»)
| Годы |
|---|
| 1808 · 1809 · 1810 · 1811 — 1812 — 1813 · 1814 · 1815 · 1816 |
| Десятилетия |
| 1790-е · 1800-е — 1810-е — 1820-е · 1830-е |
| Века |
| XVIII век — XIX век — XX век |
| Григорианский календарь | 1812 MDCCCXII |
| Юлианский календарь | 1811—1812 (с 13 января) |
| Юлианский календарь с византийской эрой |
7320—7321 (с 13 сентября) |
| От основания Рима | 2564—2565 (с 3 мая) |
| Еврейский календарь |
5572—5573 ה'תקע"ב — ה'תקע"ג |
| Исламский календарь | 1227—1228 |
| Древнеармянский календарь | 4304—4305 (с 11 августа) |
| Армянский церковный календарь | 1261 ԹՎ ՌՄԿԱ
|
| Китайский календарь | 4508—4509 辛未 — 壬申 белая овца — чёрная обезьяна |
| Эфиопский календарь | 1804 — 1805 |
| Древнеиндийский календарь | |
| - Викрам-самват | 1868—1869 |
| - Шака самват | 1734—1735 |
| - Кали-юга | 4913—4914 |
| Иранский календарь | 1190—1191 |
| Буддийский календарь | 2355 |
| Японское летосчисление | 9-й год Бунка |
1812 (тысяча восемьсот двенадцатый) год по григорианскому календарю — високосный год, начинающийся в среду. Это 1812 год нашей эры, 812 год 2 тысячелетия, 12 год XIX века, 2 год 2-го десятилетия XIX века, 3 год 1810-х годов.
Содержание
События
- 14 марта — Французская империя и Австрийская империя заключили соглашение о совместных военных действиях против Российской Империи[1].
- 19 марта — Кадисские кортесы приняли конституцию Испании (Кадисскую конституцию)[2].
- 26 марта — разрушительное землетрясение в столице восставшей против Испании Венесуэлы — городе Каракас[3][4].
- 27 марта — испанский флот в трёхдневном сражении разгромил повстанческую эскадру Венесуэлы[3].
- 17 апреля — принята республиканская конституция «Государства Кундинамарки», провозглашённого в испанских владениях на территории нынешней Колумбии[5].
- 23 апреля — генерал Франсиско Миранда назначен главнокомандующим вооружёнными силами Венесуэлы с широкими полномочиями[4].
- 26 апреля — генерал Франсиско Миранда назначен диктатором Венесуэлы[3].
- 28 апреля — испанские войска подавили восстание в городе Гранада генерал-капитанства Гватемала[6].
- 30 апреля — образован 18-й штат США — Луизиана[7].
- 3 мая — венесуэльские роялисты вступили в город Валенсия[3].
- 8 мая — закончилась Русско-турецкая война 1806—1812.
- 14 мая — в связи с наступлением испанских войск Франсиско Миранда ввёл военное положение в Венесуэле и дал свободу рабам, если они прослужат 10 лет в республиканской армии[4].
- 14 июня — принята республиканская конституция «Государства Картахена», провозглашённого в испанских владениях на территории нынешней Колумбии. Президентом республики избран Мануэль Родригес Торисес[5].
- 18 июня — началась Англо-американская война[7].
- 24 июня — в Россию вторглись французские войска, возглавляемые Наполеоном Бонапартом. Начало Отечественной войны 1812 года[8].
- 23 июля — бой под Салтановкой.
- 25 июля — главнокомандующий армией Венесуэлы генерал Франсиско Миранда капитулирует перед испанской армией[4]. Его представитель подписал в Сан-Матео акт о капитуляции[3].
- 25—27 июля — бой под Островно.
- 27 июля — бой под Кобрином.
- 30 июля — испанская армия входит в Каракас. В порту Ла-Гуайра венесуэльские офицеры арестовывают пытавшегося эмигрировать Франсиско Миранду, обвинив его в предательстве. На следующий день испанские власти арестовывают всех. Удаётся скрыться Симону Боливару[3][5].
- 30 июля — 1 августа — сражение под Клястицами.
- 2 августа — в Одессе началась эпидемия чумы.
- 3 августа — соединение 1-й и 2-й армий под Смоленском.
- 8 августа — главнокомандующим русской армией назначен генерал от инфантерии М. И. Кутузов[9].
- 14 августа — бой под Красным[10].
- 16—17 августа — сражение за Смоленск.
- 17—18 августа — первое сражение под Полоцком.
- 19 августа — бой у Валутиной горы.
- 7 сентября — Бородинская битва[8].
- 14 сентября — Наполеон вошёл в Москву[8].
- 24 сентября — Северная армия правительства Буэнос-Айреса разбила испанские войска под Тукуманом, после чего был начат поход на Монтевидео[11].
- 4 октября — открылся конгресс Соединённых провинций Новой Гранады, созданных в испанских владениях а Южной Америке[5].
- 18 октября — Тарутинский бой.
- 18—20 октября — второе сражение под Полоцком.
- 19 октября — Наполеон покинул Москву.
- 23 октября — генерал Клод Франсуа Мале предпринял в Париже неудачную попытку республиканского переворота[12].
- 24 октября — сражение под Малоярославцем[8].
- 27 октября
- 28 октября — в Мексике опубликована Кадисская конституция Испании, что привело к новому подъёму борьбы за независимость страны[15]
- 31 октября — бой под Чашниками.
- 1 ноября — русские войска Петра Котляревского завершили разгром иранской армии Аббас-Мирзы в двухдневном сражении при Асландузе[16].
- 3 ноября — сражение под Вязьмой.
- 15—18 ноября — сражение под Красным.
- 24 ноября — в Мексике повстанческая армия Хосе Морелоса с боем взяла город Оахака[17].
- 26—28 ноября — сражение на Березине[8].
- 3 декабря — в Каракасе опубликована Кадисская конституция Испании[3].
- 16 декабря — остатки армии Наполеона перешли реку Мемель, границу России и Восточной Пруссии. От 400 000 солдат осталось только 18 000.
- 30 декабря — подписана Таурогенская конвенция, по которой прусский корпус Йорка соблюдал нейтралитет в военных действиях[8].
Наука
Музыка
Напишите отзыв о статье "1812 год"
Литература
Железнодорожный транспорт
Родились
См. также: Категория:Родившиеся в 1812 году
- 5 февраля — Жорж Дантес, французский монархист, офицер-кавалергард, смертельно ранивший А. С. Пушкина на дуэли.
- 7 февраля — Чарльз Диккенс, английский писатель (умер в 1870 году).
- 19 февраля — Зыгмунт Красинский, польский поэт (умер в 1859 году).
- 27 марта — Панаев Иван Иванович, Санкт-Петербург — русский писатель, литературный критик, журналист.
- 15 апреля — Теодор Руссо (ум. 1867), французский художник-пейзажист, глава барбизонской школы живописи.
- 7 мая — Роберт Браунинг, английский поэт (умер в 1889 году).
- 1 июня — Срезневский, Измаил Иванович, русский филолог-славист и историк.
- 18 июня — Иван Александрович Гончаров, русский писатель.
- 28 июля — Ю́зеф Игна́цы Краше́вский, польский писатель, публицист, историк.
- 13 августа — Зинин, Николай Николаевич, русский химик—органик, академик Петербургской академии наук
- 26 сентября — Вильгельм Адольф Шмидт, немецкий историк.
- 25 октября — Фредерик Луи Годе (ум. 1900) — швейцарский евангелический богослов.
- 9 ноября — Поль Абади, французский архитектор.
Скончались
См. также: Категория:Умершие в 1812 году
- 24 апреля — Лев Васильевич Тредьяковский — российский государственный деятель, тайный советник Российской империи, исполняющий должность губернатора Рязанской губернии, губернатор Ярославской и Смоленской губерний, масон. (родился ок. 1746).
- 1 августа — Яков Петрович Кульнев, русский полководец.
- 7 сентября — Огюст Жан-Габриэль де Коленкур, генерал Наполеоновской армии, убит в Бородинском сражении.
- 7 сентября — Тучков, Александр Алексеевич, российский командир, генерал-майор, погиб во время Бородинского сражения.
- 7 сентября — Кутайсов, Александр Иванович, русский генерал-майор, сын Ивана Кутайсова, любимца императора Павла I. Погиб в Бородинском сражении.
- 24 сентября — Пётр Иванович Багратион, русский полководец (родился в 1765 году).
См. также
|
Категория:Документы 1812 года в Викитеке? |
|---|
Примечания
- ↑ СИЭ. — Т. 1. — С. 129.
- ↑ БСЭ, 3-е изд. — Т. 11. — С. 129.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Лависс Э., Рамбо А. История XIX века. — Т. 2. — М., 1938. — С. 469.
- ↑ 1 2 3 4 Альперович М. С., Слёзкин Л. Ю. История Латинской Америки. — М., 1981. — С. 53.
- ↑ 1 2 3 4 Альперович М. С., Слёзкин Л. Ю. История Латинской Америки. — М., 1981. — С. 55.
- ↑ Леонов Н. С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки. — М., 1975. — С. 12.
- ↑ 1 2 Лависс Э., Рамбо А. История XIX века. — Т. 2. — М., 1938. — С. 467.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Лависс Э., Рамбо А. История XIX века. — Т. 2. — М., 1938. — С. 461.
- ↑ БСЭ, 3-е изд. — Т. 14. — С. 59.
- ↑ БСЭ, 3-е изд. — Т. 13. — С. 347.
- ↑ Альперович М. С., Слёзкин Л. Ю. История Латинской Америки. — М., 1981. — С. 60.
- ↑ Лависс Э., Рамбо А. История XIX века. — Т. 2. — М., 1938. — С. 275.
- ↑ Черняк Е. Б. Судьи и заговорщики. — М., 1984. — С. 209.
- ↑ Альперович М. С., Слёзкин Л. Ю. История Латинской Америки. — М., 1981. — С. 291.
- ↑ Лависс Э., Рамбо А. История XIX века. — Т. 2. — М., 1938. — С. 468.
- ↑ БСЭ, 3-е изд. — Т. 13. — С. 290.
- ↑ Лаврецкий И. Р. Хуарес. — М., 1969. — С. 8.
| Календарь на 1812 год | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Январь
|
Февраль
|
Март
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Апрель
|
Май
|
Июнь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Июль
|
Август
|
Сентябрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Октябрь
|
Ноябрь
|
Декабрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий 1812 год
Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.
Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
