Рейганомика

Рейганомика — курс экономической политики американского правительства в 1981—1989 гг. в период президентства Рональда Рейгана. Связан с приходом к власти в США консервативно настроенных сил Республиканской партии, подъёмом так называемой неоконсервативной волны во многих развитых странах Запада. Теоретической основой рейганомики служила экономическая теория предложения. Практическим выводом из неё явился перенос акцентов с регулирования спроса на товары и услуги на стимулирование их производства. Необходимость дать простор инвестиционным и инновационным процессам, снижению издержек, увеличению сбережений и накопления частного капитала потребовала крупных налоговых реформ.

Основными пунктами рейганомики были:

1. Замедление роста правительственных расходов.
2. Сокращение налогов.
3. Сокращение вмешательства государства в экономику.
4. Снижение инфляции путём сокращения денежной массы.

В то же время Рейган намеревался на фоне сокращения налогов наращивать расходы на вооружения, чем его политика разительно отличалась от политики предыдущих администраций Никсона, Форда и Картера. Ежегодный дефицит государственного бюджета при Рейгане составлял в среднем 4,2 % валового внутреннего продукта, в то время как в 1980 г. он составлял 2,7 %.

Один из архитекторов рейганомики Уильям Нисканен говорил, что Рейган достиг всех четырёх целей своей экономической политики, но не в той степени, в какой рассчитывали он сам и его сторонники. Наибольшим изменениям подверглась налоговая политика. Например, максимальная ставка подоходного налога была уменьшена с 70 % до 28 %. В то же время первоначальная экономическая программа Рейгана в ходе её осуществления претерпела значительные изменения, в особенности, из-за вмешательства Конгресса. Доля налоговых сборов в валовом внутреннем продукте понизилась от 19,6 % в 1981 г. до 17,3 % в 1984 г., но к 1989 г. она снова выросла до 18,4 %. Если при Картере расходы федерального бюджета увеличивались примерно на 4 %, то при Рейгане — лишь на 2,5 %. Тем не менее, расходная часть бюджета за годы правления Рейгана в среднем составляла 22,4 % валового внутреннего продукта, в то время как за весь период с 1971 по 2009 гг. эта цифра составляла лишь 20,6 %. Одновременно вырос государственный долг США, от 26,1 % валового внутреннего продукта в 1980 г. до 41 % к 1988 г., в абсолютных цифрах — примерно в три раза.

Исторический контекст

К началу президентства Рейгана экономика США уже многие годы пребывала в глубоком кризисе. Высокая инфляция в 1970-х годах, вызванная прежде всего резким повышением цен на нефть, сочеталась с высокой безработицей. Это явление получило название стагфляция. В результате политического давления значительно увеличилась денежная масса в виде наличных долларов. Установленный президентом Никсоном контроль за ценами и уровнем заработной платы был отменен. Чтобы предотвратить резкие изменения цен и импортных поставок нефти, был создан стратегический нефтяной резерв США. Кроме того, президент Картер для контроля над энергоресурсами создал Министерство энергетики США. Полагают, что окончание стагфляции связано с сокращением денежной массы, проведенным Федеральной резервной системой под руководством Пола Волкера, и перепроизводством нефти в 1980-х годах.

Последствия

Эпоха Рейгана была длительным периодом экономической экспансии, которая продолжалась до президентства Клинтона. В этот период безработица постепенно снижалась, достигнув к 2000 г. уровня 3,9 %. Валовой внутренний продукт в 1980 г. сократился на 0,3 %, а в 1988 г. он вырос на 4,1 %. Безработица в 1980 г. составляла 7,1 %, а в 1988 г. — 5,5 %, хотя в 1983 г., в начале президентства Рейгана она увеличилась до 10,8 %. Администрация Рейгана не поднимала уровень минимальной заработной платы в США. Инфляция в 1980 г. составляла 13,5 %, а к 1988 г. она упала до 4,1 %. Этот результат связывают с повышением процентной ставки Федеральной резервной системой (в максимуме — до 20 % к 1981 г.)., что вызвало рецессию 1982 г.

Рейган существенно увеличил расходы государственного бюджета, в особенности на вооружения — от 267,1 миллиарда долларов в 1980 г. до 393,1 миллиарда, что в расчете от величины валового внутреннего продукта составило рост от 4,9 % до 5,8 %, а в расчете от расходных статей бюджета — от 22,7 % до 27,3 %. Для мирного периода это были беспрецедентные расходы.

Налоги при Рейгане были существенно уменьшены, в особенности на высокие доходы. Максимальный уровень налогов с 70 % был уменьшен в 1981 г. до 50 %, а в 1986 г. — до 28 %. В то же время дефицит федерального бюджета упал от 6 % в 1983 г. до 3,2 % валового внутреннего продукта в 1987 г., а к концу правления Рейгана — до 2,9 %. Чтобы покрыть дефицит бюджета, администрация Рейгана увеличила государственный долг с 997 миллиардов до 2,85 триллиона долларов. В результате в эпоху Рейгана США снова (как после гражданской войны) из всемирного кредитора превратились в крупнейшего в мире должника, что разочаровало даже самого Рейгана.

Социальное расслоение в эпоху Рейгана возросло. Количество американцев, живущих за чертой бедности, увеличилось от 29 миллионов в 1980 г. до 31,7 миллиона в 1988 г. Из них 12,5 миллиона были детьми и подростками (19,5 % всех американских детей). Доля национального дохода, приходящаяся на 5 % самых богатых американцев выросла от 16,5 % в 1980 г. до 18,3 % в 1988 г., а на 20 % наиболее богатых за те же годы — от 44,1 % до 46,3 %, в то время как доля самых бедных 20 % за те же годы сократилась от 4,2 % до 3,8 %. Заметной проблемой крупных городов стали бездомные, которые обвиняли в своих бедах рейганомику. Сам Рейган утверждал, что бродяжничество — личный выбор бездомных.

Критика

Некоторые экономисты считают, что естественным развитием рейганомики, суть которой состояла в постоянном кредитном стимулировании конечного спроса, стал мировой экономический кризис, начало острой фазы которого относят к 2008 г.. Так, по мнению Фрэнсиса Фукуямы (ноябрь 2008): «это не конец капитализма. Я думаю, это конец „рейганизма“. У Рейгана было несколько идей, одна из которых состояла в том, чтобы сократить налоги, но траты оставить на прежнем уровне: считалось, что это приведёт к экономическому росту. И привело, но это же породило и множество проблем. Другая идея состояла в дерегуляции, в том числе и в дерегуляции финансовых рынков... Я думаю, что вероятность того, что США потеряют позицию мирового экономического лидера, очень мала».

Интересные факты

От министра финансов США в 2001-2002 гг. Пола О'Нила известно, что когда во время его работы на посту министра на одном из совещаний по проблемам экономики в кабинете вице-президента Чейни он поднял вопрос о том, что рост дефицита госбюджета угрожает экономике, Чейни заявил, что «Рейган доказал, что дефицит госбюджета не представляет опасности». О'Нил даже не нашёлся что ответить.

Отрывок, характеризующий Рейганомика

– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…