Реомюр — Севастополь (станция метро)

«Реомюр — Севастополь» Линия 3
Парижский метрополитен
Дата открытия:	19 ноября 1904
Прежние названия:	Рю-Сен-Дени
Количество платформ:	2 на каждой станции
Тип платформ:	боковые
Форма платформ:	прямые
Выход к улицам:	Square Émile Chantemps 68, rue Réaumur 81, rue Réaumur 182, rue Saint-Denis
Код станции:	1114
«Реомюр — Севастополь» на Викискладе

Реомюр — Севастополь (станция метро)Реомюр — Севастополь (станция метро)

«Реомюр — Севастополь» Линия 4
Парижский метрополитен
Дата открытия:	21 апреля 1908

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

«Реомюр — Севастополь» (фр. Réaumur — Sébastopol) — станция Парижского метрополитена на границе 2-го и 3-го округов Парижа на пересечении линий 3 и 4. Расположена под пересечением улицы Реомюр и бульвара Севастополь. Улица названа в честь естествоиспытателя Рене Антуана де Реомюра, изобретателя спиртового термометра и температурной шкалы, названной его именем. Бульвар назван в честь осады Севастополя в Крымской войне.

История

Станция на линии 3 была открыта 19 ноября 1904 года под названием «Рю-Сен-Дени» (фр. Rue Saint-Denis, по названию улицы Сен-Дени) в составе первого участка линии между «Вилье» и «Пер-Лашез». 15 октября 1907 года станция была переименована. 21 апреля 1908 была открыта станция на линии 4.

Достопримечательности

Вблизи станции метро «Реомюр — Севастополь» расположен: Музей искусств и ремёсел

Пересадка на наземный транспорт

Автобусы 20, 38, 39, 47
Noctilien N12, N13, N14, N23

См. также

• Список станций Парижского метрополитена

Предыдущая станция	«Реомюр — Севастополь»	Следующая станция
Сентье	Линия 3	Ар-э-Метье
Страсбур — Сен-Дени	Линия 4	Этьен Марсель

Отрывок, характеризующий Реомюр — Севастополь (станция метро)

На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.


Знаменитый фланговый марш состоял только в том, что русское войско, отступая все прямо назад по обратному направлению наступления, после того как наступление французов прекратилось, отклонилось от принятого сначала прямого направления и, не видя за собой преследования, естественно подалось в ту сторону, куда его влекло обилие продовольствия.
Если бы представить себе не гениальных полководцев во главе русской армии, но просто одну армию без начальников, то и эта армия не могла бы сделать ничего другого, кроме обратного движения к Москве, описывая дугу с той стороны, с которой было больше продовольствия и край был обильнее.
Передвижение это с Нижегородской на Рязанскую, Тульскую и Калужскую дороги было до такой степени естественно, что в этом самом направлении отбегали мародеры русской армии и что в этом самом направлении требовалось из Петербурга, чтобы Кутузов перевел свою армию. В Тарутине Кутузов получил почти выговор от государя за то, что он отвел армию на Рязанскую дорогу, и ему указывалось то самое положение против Калуги, в котором он уже находился в то время, как получил письмо государя.
Откатывавшийся по направлению толчка, данного ему во время всей кампании и в Бородинском сражении, шар русского войска, при уничтожении силы толчка и не получая новых толчков, принял то положение, которое было ему естественно.
Заслуга Кутузова не состояла в каком нибудь гениальном, как это называют, стратегическом маневре, а в том, что он один понимал значение совершавшегося события. Он один понимал уже тогда значение бездействия французской армии, он один продолжал утверждать, что Бородинское сражение была победа; он один – тот, который, казалось бы, по своему положению главнокомандующего, должен был быть вызываем к наступлению, – он один все силы свои употреблял на то, чтобы удержать русскую армию от бесполезных сражений.
Подбитый зверь под Бородиным лежал там где то, где его оставил отбежавший охотник; но жив ли, силен ли он был, или он только притаился, охотник не знал этого. Вдруг послышался стон этого зверя.
Стон этого раненого зверя, французской армии, обличивший ее погибель, была присылка Лористона в лагерь Кутузова с просьбой о мире.