Музей искусств и ремёсел (Париж)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Координаты: 48°51′58″ с. ш. 2°21′19″ в. д. / 48.86611° с. ш. 2.35528° в. д. / 48.86611; 2.35528 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=48.86611&mlon=2.35528&zoom=16 (O)] (Я)
Парижский музей искусств и ремёсел
Musée des arts et métiers

Здание музея искусств и ремёсел
Дата основания 1802
Местонахождение 60, rue Réaumur, 75003 Paris
Сайт [www.arts-et-metiers.net/ Официальный сайт музея]
К:Музеи, основанные в 1802 году

Парижский музей искусств и ремёсел — самый старый технический музей Европы.





История музея

Церковь Сен-Мартен-де-Шан (фр. Saint-Martin-des-Champs) построена на месте старой церкви эпохи меровингов. Легенда гласит, что эта церковь была разрушена во время нашествий норманнов. Точного подтверждения этому нет, но достоверно известно, что в середине XI века Генрих I распоряжается отстроить на этом месте «вторую церковь». Построенная в 1059—1060 годах церковь переходит в 1076 году в ведение ордена Клюни.

Аббатство просуществовало до Французской революции. В 1794 году аббат Анри Грегуар предлагает Национальному конвенту проект создания Консерватории искусств и ремёсел, целью которого станет «изучение и сохранение машин и инструментов, чертежей, и моделей, книг и различной документации всех существующих искусств и ремёсел». Утверждённая Конвентом Консерватория немедленно становится новой хозяйкой множества конфискованных во время революции частных технических коллекций. После продолжительных поисков помещения для нового музея, в 1798 году коллекции Консерватории выделяется помещение церкви Сен-Мартен-де-Шан.

Пострадавшее во время революции здание церкви требовало значительного ремонта (часть этого ремонта описывает в упрощенной форме Лев Толстой в своем произведении «Первая русская книга для чтения», и более подробно Яков Перельман в книге «Физика на каждом шагу»), и музей впервые открывает свои двери широкой публике лишь в 1802 году. С самого зарождения музея одним из принципов его стала интерактивность — работники музея не только показывали, но и объясняли посетителям, как работают выставленные в музее механизмы. Одновременно открывается одноимённое учебное заведение, профессора которого читают лекции по разным областям техники и технологии, а слушатели имеют возможность практиковать полученные знания на выставленных в музее машинах. Институт CNAM существует до сих пор, являясь одним из самых престижных учебных заведений Франции и самым популярным учебным заведением для студентов, совмещающих учёбу с работой (вечернее и заочное отделения). Его филиалы открыты во многих городах Франции.

В 1830 году под влиянием технической революции консерватория реформируется. Из музея убирают коллекции сельскохозяйственных и ткацких машин, заменяя их на модели и чертежи более современных машин: паровой, кузнечной, бумагоделательной, машины Рада для производства сахара и многих других.

XX век дал Музею множество новых тем: от автомобиля до покорения космоса. В 1990-х годах сценография музея была полностью перестроена, что позволило органично включить эти темы в уже существующую богатую коллекцию музея.

Музей профилактики производственных травм

24 сентября 1904 года при CNAM открывается музей профилактики производственных травм (фр. Musée de la prévention des accidents du travail et d’hygiène industrielle), существующий до сих пор.

Музей в массовой культуре

В помещении музея начинается и заканчивается повествование романа Умберто Эко «Маятник Фуко».

Постоянная коллекция

Коллекция музея разбита на 7 частей:

  • Научные и измерительные инструменты
  • Материалы
  • Строительство
  • Коммуникации
  • Энергия
  • Механика
  • Транспорт

Каждый из разделов музея организован в хронологическом порядке.

Научные и измерительные инструменты

Первые измерительные инструменты появились в доисторические времена — издревле человек стремился максимально точно определить время дня и ночи, измерить расстояние и вес.

В эпоху Возрождения амбиции человека возрастают: в порыве исследования нашей планеты он пытается определить собственное местонахождение. Учёные создают новые измерительные механизмы, счётные машины. Большинство инструментов изготавливается часовыми мастерами или ювелирами, что возводит многие из них в ранг произведений искусства.

В XVIII веке наука — званый гость светских салонов. Механика, оптика, гидравлика, электричество — наглядные демонстрации законов физики пользуются успехом у публики. В то же время, возрастающая точность приборов позволяет создание первых научных лабораторий (наиболее известна лаборатория Лавуазье), отмечая тем самым новую ступень в развитии науки — более специализированной, более строгой.

Для упрощения расчётов — будь то коммерческие, научные или административные — вводится метрическая десятичная система.

Микроскоп Мани, изготовленный для герцога Шолн, 1750-е годы

В 1751—1754 годах оптик Алексис Мани (фр. Alexis Magny) создал 8 популярных тогда салонных микроскопов. Учитывая применение инструмента, внешнему виду его отводилось столько же внимания, сколько созданию самой оптической части микроскопа — бронзовые украшения были поручены скульптору Кафьери (фр. Caffieri).

Один из этих микроскопов (на илл.) предназначался герцогу Шолн (фр. duc de Chaulnes, 1712—1777), владевшему известным физическим салоном в Париже. Революционным для того времени было создание микро-винтов для тонкого манипулирования предметным столиком и окуляром.

Существовавшие в это время моделей микроскопы можно разбить на три категории:

  • многолинзовые микроскопы, появившиеся в конце XVI века как логическое продолжение первых телескопов;
  • однолинзовые микроскопы, как микроскопы Мани. Изобретение этих микроскопов в XVII веке серьёзно продвинуло человечество в познании устройства живых организмов;
  • солнечные микроскопы, использовавшиеся по большей части в физических салонах XVIII века, позволявшие проецировать на стену увеличенные изображения объектов, невидимых невооружённым глазом: блошиных лап, пыльцы и т. п.

Во второй половине XIX века развитие научных и измерительных инструментов проходит в двух направлениях. С одной стороны, из физических салонов XVIII века выходит экспериментальная наука, позволяющая анализировать, воспроизводить и понимать природу многих природных явлений. С другой, новые инструменты очень быстро замещают ручной труд там, где это возможно — счётные машины и измерительные машины полностью изменяют стиль работы страховых компаний, заводов и фабрик.

Счётная машина Леона Болле, 1889 год

Два с половиной века после создания счётной машины Паскаля, Леон Болле (фр. Léon Bollée, 1870—1913) создаёт свою счётную машину (на илл.). Отцу Леона — мастеру-литейщику колоколов — требовалось производить множество сложных расчётов гармоник, поэтому счётную машину для него проектируют с возможностью умножения.

В том же году изобретение получает золотую медаль Всемирной выставки.

Принцип работы машины заложен в физической реализации таблицы умножения — прямоугольной металлической пластинки со стержнями, длина каждого стержня соответствует произведению двух чисел. Скорость вычисления была немыслимой для той эпохи — 250 операций умножения, 120 извлечений корня или 100 операций деления в час.

XX век — человек расширяет границы познания науки в сторону как бесконечно малого, так и бесконечно большого. Новые инструменты позволяют совершать новые открытия.

Принципиальное отличие от исследований прошлого — отказ от принципа непосредственного наблюдения. Астроном может слушать эхо большого взрыва, положившего начало нашей вселенной. Биолог использует электронные микроскопы, пытаясь понять устройство живой материи вплоть до атомного уровня. Оптика и механика постепенно замещаются электроникой.

Электронный микроскоп и суперкомпьютер

Купленный в 1973 году Французским институтом медицинских исследований (фр. INSERM), электронный микроскоп (на илл. слева) использовался для изучения рака, здоровых и патогенных клеток человеческого организма.

Переход с оптического микроскопа на электронный в несколько раз увеличил разрешающую способность инструмента. Это позволило развить медицину (идентификация вируса СПИДа), металлургию (механизм пластической деформации) и другие области современной науки.

Созданный в 1985 году суперкомпьютер Cray-2 (на илл. справа) использовался прежде всего для метеорологических расчётов. В то же время, компьютеры этой серии позволили продвинуться в исследовании гидродинамики, океанографии и других задач, требующих больших вычислительных мощностей.

Векторная архитектура машины позволяла производить достичь небывалой для того времени мощности вычислений — 243Мгц. Для охлаждения компьютера, его платы были целиком помещены в охлаждающую жидкость.

Материалы

Используемые человеком материалы менялись с развитием цивилизации. Не только из-за изменений доминирующего в обществе вкуса, но и вследствие развития соответствующих технологий. От интуиции мастеров и опыта предков человек постепенно перешёл к физическому и химическому анализу этапов производства материалов.

Во времена Старого Режима мастера объединялись в корпорации, чей контроль способствовал качеству и стандартизации производства. Необходимости разных ремёсел обуславливали местонахождение мастерских: мастера-стеклодувы и производители черепицы, нуждавшиеся в большом количестве энергии для производства, строили свои мастерские в лесах; литейщики, с появлением доменных печей ставшие выплавлять более качественный чугун, — недалеко от месторождений угля; кузнецы — вдоль рек, где энергия текущей воды могла быть использована для приведения в движение мехов и молотов; текстильное производство было поделено между деревней, где производились грубые ткани, и городом, обрабатывавшим шерсть, шёлк и т. п.

Технический прогресс XVIII века структурно перестраивает производство. Благодаря созданию паровой машины, новые ткацкие станки позволяют ткать быстрее и качественнее. Использование коксующегося угля улучшило качество выплавляемого чугуна.

В XIX веке появляются новые материалы: алюминий, пластик, новые типы сталей и стёкол. Новые краски и ткани (в первую очередь искусственный шёлк) преобразовывают ткацкое производство.

Вторая половина XX приносит кардинально новый подход: если раньше человек подбирал среди природных материалов наиболее подходящий, то теперь он может напрямую создавать необходимый ему материал, исходя из требуемых характеристик.

Машина непрерывного литья заготовок, 1984 год

Вплоть по 1960—1970 годов, производства прокатного листа происходило в три этапа:

  1. разлив стали слитками;
  2. нарезание слитков на слябы;
  3. раскатка слябов в листовое железо.

Современные литейные машины позволяют избежать первого этапа, отливая слябы произвольной длины, тем самым существенно снижая затраты времени и энергии на производство.

В музее представлены также стенды с прототипами литейных машин будущего, которые, возможно, позволят упразднить и второй этап, разливая сталь непосредственно листами.

Строительство

Многоковшовый экскаватор Куврё, 1870 год

Альфонс Куврё (фр. Alphonse Couvreux) начинает карьеру в 1840-х годах на прокладке железных дорог. В 1860 году он патентует первую версию своего многоковшового экскаватора. В последующие годы изобретатель постоянно совершенствует свой аппарат, и в 1863 году ему доверяют разработку экскаватора для рытья Суэцкого канала.

Основной частью экскаватора является стрела с цепью ковшей для разработки грунта. Выбранный грунт сбрасывается в вагонетки, подаваемые по параллельному пути. Сам экскаватор передвигается по специальной, трёхрельсовой железной дороге, которую перекладывают в процессе продвижения работ. Экскаватор приводится в движение двумя паровыми машинами: одна позволяет передвигать сам экскаватор, другая — более мощная — приводит в движение цепь ковшей.

Коммуникации

Энергия

Механика

Транспорт

Галерея

Практическая информация

Музей открыт каждый день кроме понедельников и праздничных дней.

Вход в музей бесплатный в первое воскресенье каждого месяца.

Часы работы: с 10:00 до 18:00, по четвергам до 21:30.

По средам и субботам для желающих открыты технические кружки.

См. также

Напишите отзыв о статье "Музей искусств и ремёсел (Париж)"

Ссылки

  • [www.arts-et-metiers.net/ Официальный сайт музея]

Отрывок, характеризующий Музей искусств и ремёсел (Париж)

Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.


Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.