Решетов, Алексей Леонидович

Алексей Леонидович Решетов
Род деятельности:	поэт, писатель
Место рождения:	Хабаровск, РСФСР, СССР
Гражданство:	СССР СССР → Россия Россия
Место смерти:	Екатеринбург, Россия

Алексе́й Леони́дович Ре́шетов (3 апреля 1937 года — 29 сентября 2002 года) — российский лирический поэт и писатель. Малая березниковская энциклопедия называет его лучшим лирическим поэтом России.

Почётный гражданин города Березники, заслуженный работник культуры РФ, лауреат Всероссийской литературной премии имени Д. Н. Мамина-Сибиряка.

Биография

Алексей Леонидович Решетов родился в Хабаровске 3 апреля 1937 года. В 1937 году его родители были репрессированы: отец расстрелян, а мать сослана в лагеря, сначала в Казахстан, затем, в начале войны, она была переведена в Соликамск на строительство бумажного комбината. В 1943 году она была освобождена без права выезда из Соликамска, поэтому дети вместе с бабушкой переехали к ней и снимали жильё в Боровске, в бараках около комбината. Позднее семья переехала в Березники.

После окончания школы Решетов учился в Березниковском горно-химическом техникуме и окончил его в 1956 году, получив специальность горного электромеханика. После этого он 26 лет работал на калийном комбинате, где проявил себя квалифицированным специалистом и хорошим организатором, за что неоднократно награждался руководством рудоуправления и предприятия «Уралкалий» (так, за многолетний труд в рудоуправлении он награждён знаком почета «Шахтерская слава»). Именно в этот период было написано большинство его стихов.

Алексей Решетов

Не плачьте обо мне.
    Я был счастливый малый.
Я тридцать лет копал
    подземную руду.
Обвалами друзей моих
    поубивало,
А я еще живу, еще чего-то жду.
Не плачьте обо мне,
    Меня любили девы.
Являясь по ночам, чаруя и пьяня,
Не за мои рубли,
    не за мои напевы.
И ни одна из них не предала меня.
Не плачьте обо мне.
    Я сын «врагов народа»,
В тридцать седьмом году
    поставленных к стене.
В стране, где столько лет
    отсутствует Свобода,
Я все еще живу.
    Не плачьте обо мне.

Решетов начал писать стихи с 1953 года. Его первая книга «Нежность» вышла в 1961 году и была замечена критиками. В 1960–1970-е годы вышли сборники «Белый лист» (первая книга в твёрдой обложке; иллюстрации Виталия Петрова), «Рябиновый сад», «Лирика» и другие. В 1965 году, после публикации повести «Зёрнышки спелых яблок» Решетов был принят в Союз писателей СССР. К этому времени Решетов был уже широко известным поэтом: о его творчестве писали статьи, его стихи в ходили в антологию лучших лирических поэтов. В 1967 году стал одним из авторов нашумевшего сборника Пермского книжного издательства "Современники"; резкая критика В. Астафьевым этого сборника надолго лишила поэта возможности публиковаться. Один из виднейших русских критиков Вадим Кожинов включил его в антологию "Страницы современной лирики" в числе 12-ти поэтов, среди которых представлены Николай Рубцов, Владимир Соколов, Глеб Горбовский, Анатолий Передреев, Олег Чухонцев, Юрий Кузнецов и др. Сборник был официально адресован старшеклассникам и выдержал два издания в 1980 и 1983 гг. в издательстве "Детская литература".

В 1982 году Решетов переехал в Пермь и работал литературным консультантом в Пермской областной писательской организации, продолжая писать стихи. Его книги издавались в Перми и Екатеринбурге. В 1987 году, когда он отмечал свой 50-летний юбилей, ему было присвоено звание Почётного гражданина города Березники. За литературную деятельность Решетов был награждён В 1987 году Почётной грамотой Президиума Верховного Совета РСФСР, а в 1994 году ему было присвоено звание «Заслуженный работник культуры». Также в 1994 году, за сборник «Иная речь», он был удостоен звания лауреата премии Пермской области в сфере культуры и искусства.

В 1995 году переехал в Екатеринбург, где и скончался 29 сентября 2002 года.. Его прах захоронен в Березниках.

В 1999 году в Березниках впервые были организованы «Решетовские встречи», которые проводились для выявления талантливых поэтов и писателей Пермской области и получили позднее статус областного фестиваля литературного творчества.

В 2005 году Алексей Леонидович Решетов стал лауреатом Всероссийской литературной премии имени Д. Н. Мамина-Сибиряка. Премия была присуждена посмертно за собрание сочинений в трёх томах.

Некоторые публикации

Страницы современной лирики/Сост. В. Кожинов.-М.: Дет. лит., 1980, 1983

• Антология современной уральской поэзии (1997—2003 гг). — Фонд Галерея, 2003. — 272 с. — 1000 экз. — ISBN 5-829-0375-9.
• Строфы века. Антология русской поэзии / сост. Евгений Евтушенко. — Полифакт, 1999. — 5000 экз. — ISBN 5-89356-006-X.
• Алексей Решетов. Избранное. Стихотворения и поэмы. — СПб.: Маматов, 2009. 288 с.
• Алексей Решетов. Стихи 1960-2002 гг. — Челябинск, Изд. Марины Волковой, 2014. — 60 с., 200 экз.

Источники и ссылки

• [www.la-femme.net/?cat=3&id=61 Алексей Решетов] // La Femme — Стильный журнал для женщин.
• [www.beriki.ru/2005/07/07/vezde-u-nas-pochet-pozetnye-grashdane-goroda-berezniki?page=0,3 Алексей Леонидович Решетов] // Иная газета. Город Березники: информационно-аналитический ресурс. 07.07.2005.
• [marginaly.ru/html/Vsjachina/Enciklopedija/summary/reshetov.pdf Алексей Решетов] // Энциклопедия "Уральская поэтическая школа". Гл. ред. В. О. Кальпиди. Челябинск: Издательская группа "Десять тысяч слов", 2013. С. 318–320. На сайте "Антология современной уральской поэзии".
• Гашева Н. [drive.google.com/file/d/0B7PfnEawHpa4REVaeVpLUm9IRmM/view?usp=sharing Тень кружки] // Юность. 1994. № 1.
• [www.beriki.ru/2007/10/03/poet-bessmerten-poka-bessmerten-ego-chitatel Поэт бессмертен, пока бессмертен его читатель] // Иная газета. Город Березники: информационно-аналитический ресурс. 03.10.2007.
• [enc.permculture.ru/showObject.do?object=1803687853 Решетов Алексей Леонидович] // Энциклопедия "Пермский край".
• [www.artmuseum.ru/2011/praski/ocherk.html Семечкина-Бессонова Л. В. Праски Витти] // Чувашский государственный художественный музей.

Отрывок, характеризующий Решетов, Алексей Леонидович

– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.