Розенмюллер, Иоганн

Ио́ганн Розенмю́ллер (нем. Johann Rosenmüller, Johannes Rosenmüller; 1615, по другим сведениям 1619, Эльсниц — 12 сентября 1684, Вольфенбюттель) — немецкий музыкант и композитор.

Биография

Окончил Лейпцигский университет (1640). Преподавал в лейпцигской школе Святого Фомы. С 1651 служил органистом, а с 1653 — кантором лейпцигской церкви Святого Николая. В 1655 ему по обвинению в мужеложстве грозило тюремное заключение. Он бежал в Италию, в 1658 оказался в Венеции, служил в соборе Святого Марка. Одно время исполнял обязанности капельмейстера в сиротском приюте Ospedale della Pietà. Испытал влияние Арканджело Корелли. Впоследствии вернулся в Германию, служил капельмейстером при дворе Антона Ульриха Брауншвейг-Вольфенбюттельского.

Сочинения

Розенмюллеру принадлежит большое количество инструментальных и вокальных сочинений — как церковных, в которых чувствуется влияние Генриха Шютца, так и светских. Среди них:

• Paduanen, Alemanden, Couranten, Balletten, Sarabanden (1645)
• Kernsprüche mehrenteils aus Heiliger Schrift (1648—1652)
• Andere Kernsprüche (1652)
• Studentenmusik, танцевальные сюиты (1654)
• Vespro della beata Vergine (1670-80)
• Sonatae et Sinfonie (Венеция, 1670)
• Sonatae à 2,3,4 è 5 stromenti da arco et altri (1682)
• Der beständige Orpheus (1684)
• История Рождества/ Weihnachtshistorie
• Жалобы пророка Иеремии/ Lamentationes Jeremiae

Наследие

Возрождение интереса к сочинениям Розенмюллера начинается в 1980-е годы. В 1995 дирижёр Арно Падух создал инструментальный Ансамбль Иоганна Розенмюллера, специализирующийся на аутентичном исполнении старинной немецкой музыки. Музыку композитора исполняет Рейнхард Гёбель со своим ансамблем, Жорди Савалль, французская скрипачка Амандина Бейе и др. В России его исполняют Российский ансамбль старинной музыки, Павел Сербин и его Pratum Integrum.

Отрывок, характеризующий Розенмюллер, Иоганн

– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.