Рокош Зебжидовского

Ро́кош Зебжидо́вского (польск. rokosz Zebrzydowskiego), также известный как Сандоми́рский ро́кош — рокош (легальное восстание шляхты, конфедерация против короля), произошедшее в 1606—1609 годах в результате конфликта между королём Сигизмундом III Вазой и шляхтой по поводу внешней политики Речи Посполитой (войны со Швецией) и вопросов внутренней политики. Политика Сигизмунда III была нацелена на укрепление королевской власти, опиравшуюся на узкую группу магнатов и епископов. Поводом к мятежу послужил частный спор между королём и Николаем Зебжидовским, в результате которого Зебжидовский был приговорён к смертной казни, которая была заменена изгнанием.

Король был обвинён в самоизоляции в кругу иностранцев и иезуитов и в стремлении к абсолютной власти. Известно, что он пытался установить передачу трона по наследству, лишить шляхту большей части привилегий и оставить за Сеймом право только совещательного голоса, но не решающего.

Рокош Зебжидовского длился с 1606 по 1609 года. Католики и протестанты, магнаты, средняя и мелкая шляхта разделились на две группы по отношению к закону, который запрещал монарху в дальнейшем дробить и дарить земельные уделы, а также в отношении к иезуитам и иностранцам при королевском дворе (требование удалить их).

Руководителями рокоша были воевода краковский Николай Зебжидовский, староста добромильский Ян Щенсный Гербурт, староста сигулдский Станислав Стадницкий и подчаший великий литовский Януш Радзивилл. Кроме того, участники рокоша хотели заставить депутатов Сейма строго соблюдать инструкции, получаемые теми на сеймиках, от которых депутаты избирались.

Длительное время противостояние состояло в пропагандистской войне, в рамках которой при помощи печатных и рукописных материалов обе стороны собирали сторонников. «Война чернильниц» завершилась вооруженным столкновением рокошан со сторонниками короля под Гузовым в 1607 году. Вооруженную победу одержали вооруженные силы монарха. Однако осмысление обеими сторонами цены пролитой крови в братоубийственном конфликте привели к тому, что попытки абсолютизации и централизации власти Сигизмундом III все же были прекращены, состоялось примирение и прощение всех участников, а также укрепление привилегированного положения шляхты.

Ссылки

• Зебржидовский // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Рокош Зебжидовского

С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…