Рыбин, Александр Георгиевич

Александр Рыбин
Имя при рождении:	Александр Георгиевич Рыбин
Дата рождения:	21 июня 1935(1935-06-21)
Дата смерти:	11 июня 2016(2016-06-11) (80 лет)
Место смерти:	Москва, Россия
Гражданство:	СССР СССР → Россия Россия
Профессия:	кинооператор
Награды:

Александр Георгиевич Рыбин (21 июня 1935 года, Москва — 11 июня 2016 года, Москва) — советский российский кинооператор-постановщик. Заслуженный деятель искусств Российской Федерации (1995). Лауреат Государственной премии СССР.

Биография

Александр Рыбин родился 21 июля 1935 года в Москве в семье главного инженера киностудии имени М. Горького.

Окончил операторский факультет ВГИКа (мастерская А. В. Гальперина и Э. К. Тиссэ). Во время обучения снял первые короткометражные фильмы Андрея Тарковского («Убийцы») и Киры Муратовой («Весенний дождь»). После окончания института снял с Кирой Муратовой фильм «Наш честный хлеб» на Одесской киностудии. На Ялтинской киностудии был снят фильм «Дом с мезонином» и несколько приключенческих фильмов для детей.

Первой работой, снятой на Центральной киностудии детских и юношеских фильмов имени М. Горького стал фильм Александра Гинцбурга «Гиперболоид инженера Гарина» (1965). Затем последовал фильм «Весёлые расплюевские дни» (1966) режиссёра Эраста Гарина, экранизация пьесы Сухово-Кобылина «Смерть Тарелкина».

Александр Георгиевич Рыбин работал на картинах студии Горького «Маленький беглец»,«Татьянин день», «Трое», «Не могу сказать прощай», «Приступить к ликвидации», «Колыбельная для мужчин», «Визит к Минотавру» и других. В 1980 году на фантастической картине режиссёра Ричарда Викторова «Через тернии к звёздам» А. Г. Рыбин применил оригинальное решение для создания образа иного мира: использовалась киноплёнка для аэрофотосъёмок СН-6м, верхний слой которой чувствителен к инфракрасному излучению, нижний — к красному, и оба слоя воспринимают синие и фиолетовые лучи. При съёмках применялся оранжевый светофильтр, что позволило получить неземные пейзажи необычной цветовой гаммы. Сцены в невесомости, впервые снятые под водой с помощью подводной камеры с использованием плёнки СН-6м, были эффектными и убедительными. В 1979 году вышел «первый советский кинобоевик» «Пираты XX века» режиссёра Бориса Дурова, снятый Александром Рыбиным, ставший самым кассовым фильмом советского кино.

В начале перестройки А. Г. Рыбин был избран коллективом Центральной киностудии детских и юношеских фильмов имени М. Горького директором и возглавлял студию до 1995 года.

С 1998 года преподавал во ВГИКе, профессор, был деканом операторского факультета, заведующим кафедрой кинооператорского мастерства, в последние годы — художественным руководителем факультета.

Умер 11 июня 2016 года Москве.

Фильмография

Кинооператор

• 1956 — Убийцы, к/м
• 1958 — Весенний дождь, к/м
• 1960 — Друзья-товарищи
• 1961 — Дом с мезонином
• 1962 — Капитаны голубой лагуны
• 1964 — Наш честный хлеб
• 1965 — Гиперболоид инженера Гарина
• 1966 — Маленький беглец
• 1966 — Весёлые расплюевские дни
• 1967 — Татьянин день
• 1969 — Трое
• 1970 — Два дня чудес
• 1972 — Ура! У нас каникулы!
• 1976 — Колыбельная для мужчин
• 1977 — Кольца Альманзора
• 1977 — Четвертая высота
• 1979 — Пираты XX века
• 1980 — Через тернии к звёздам
• 1982 — Не могу сказать «прощай»
• 1983 — Комета
• 1983 — Приступить к ликвидации
• 1984 — Лидер
• 1985 — День гнева
• 1986 — Постарайся остаться живым
• 1987 — Визит к Минотавру

Актёр

• 1958 — Военная тайна

Ссылки

• [fakty.ua/134864-kinooperator-aleksandr-rybin-na-semkah-piratov-xx-veka-aktrisam-k-nogam-privyazyvali-kamni-chtoby-bystree-tonuli Кинооператор Александр Рыбин: «На съёмках «Пиратов XX века» актрисам к ногам привязывали камни, чтобы… быстрее тонули»]. Факты (17 июня 2011). Проверено 11 июня 2016.
• Александр Рыбин (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Рыбин, Александр Георгиевич

– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.