Рэкхем, Джек

Джек Рэкхем
англ. Jack Rackham
Гравюра XVII века из книги Чарльза Джонсона
Род деятельности:	пират
Дата рождения:	21 декабря 1682(1682-12-21)
Место рождения:	Англия
Подданство:	Великобритания Великобритания
Дата смерти:	17 ноября 1720(1720-11-17) (37 лет)
Место смерти:	Порт-Ройал, Ямайка

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Джек Рэкхем (англ. Jack Rackham; 21 декабря 1682, Лондон — 17 ноября 1720, Ямайка), также известен как Джек Рэкем, Калико Джек) — известный пират начала XVIII века.

Свое прозвище "Калико Джек" пират получил за любовь к одежде из яркоокрашенного индийского ситца (калико), контрабандой которого занимался. О жизни Рэкхема до того, как он выбрал путь морского разбойника, известно немного. Он из семьи разорившегося и спившегося портного, подался на флот в раннем возрасте за куском хлеба. Далее информация о нем появляется с 1717 года. В то время Джек Рэкхем уже был старшиной рулевых на корабле «Сокровище» знаменитого капитана пиратов Чарльза Вейна. Вместе с остальными членами команды он предпочел отказаться от каперства, предложенного в качестве помилования всем пиратам губернатором Багамских островов Вудсом Роджерсом. Поэтому какое-то время команда под предводительством Чарли Вейна продолжала разбойничать в водах Вест-Индии, несмотря на упорное преследование со стороны властей.

В ноябре 1718 года недалеко от побережья Нью-Джерси пиратское судно «Сокровище» попало в поле зрения быстроходного французского военного корабля. Капитан Вейн принял решение отказаться от боя и спасаться бегством, несмотря на протесты большинства пиратов, жаждущих битвы. Воспользовавшись недовольством команды, Джек Рэкхем поднял бунт и инициировал голосование согласно порядка пиратского кодекса. Большинством голосов он был избран новым капитаном. Вейн с пятнадцатью верными ему пиратами был высажен в шлюпку.

Вскорости новоиспеченному капитану Рэкхему улыбнулась удача. Недалеко от берегов Порт-Рояля команде «Сокровища» удалось захватить торговое судно «Кингстоун» с богатым грузом. Куш от продажи обещал быть очень крупным, но возмущенные такой дерзкой пиратской вылазкой местные купцы снарядили охотников за головорезами. В феврале 1719 года они настигли «Сокровище» и «Кингстон» у берегов Кубы в Испа-де-Лос-Пинтос, когда корабли стояли на якоре, а команда находилась на берегу. И хоть Джек Рэкхем и члены его команды избежали захвата, спрятавшись в лесу, свой корабль и богатый трофей они потеряли.

Лишившимся корабля горе-пиратам пришлось довольствоваться небольшим шлюпом, переоборудованием которого они занимались на берегу Испа-де-Лос-Пинтос в редкое свободное от попойки время. Однажды, как раз когда практически вся команда была чертовски пьяна, испанский корабль, осуществлявший патрулирование вдоль берегов Кубы, подошел к гавани вместе с небольшим захваченным английским шлюпом. Испанцы видели пиратский шлюп, но не могли подойти ближе во время отлива, поэтому решили дождаться утра. Почуяв опасность, Джек Рэкхем и мигом отрезвевшие пираты пробрались на английский шлюп, перебили испанскую охрану и бесшумно сбежали на нем. Когда рассвело, испанцам оставалось только палить из пушек по пустому шлюпу Рэкхема.

Рэкхем и его люди пробрались обратно в Нью-Провиденс, где попались и предстали перед губернатором Роджерсом. Они просили о возможности принять королевское помилование, утверждая, что стали пиратами по принуждению Вейна. Губернатор, ненавидевший капитана Брюса, поверил пройдохам и помиловал их с условием, что они никогда не вернутся к прежнему промыслу. Другая версия гласит, что Джек с командой были схвачены военными во время одного из рейдов, причем пираты были настолько пьяны, что их просто загрузили на судно. В любом случае шансом на честную жизнь они не воспользовались.

Будучи временно не у дел, Рэкхем размышлял, что ему делать дальше. В это время он встретил Энн Бонни. Она была женой мелкого пирата Джона Бонни, который перешел на сторону властей и теперь влачил жалкое существование, информируя губернатора о своих бывших товарищах. Энн и Джек увлеклись друг другом и даже ходатайствовали к губернатору об аннулировании брака Энн. Получив отказ, Джек решил опять собрать команду, захватить подходящее судно и, прихватив любимую женщину, заняться пиратством. Но выяснилось, что Энн беременна, поэтому планы пришлось на время отложить. Она отправилась на Кубу, чтобы родить их ребенка, но вскоре вернулась. Где-то в этот же период женщина встретила Мэри Рид, тоже промышлявшую в свое время пиратством. Переодетая в мужское платье Мэри вначале была принята за молодого пирата, которого она из женской симпатии порекомендовала Рэкхему в команду.

Угнав подходящий корабль, новый экипаж под командованием Рэкхема около трех месяцев нападал на рыбаков и плохо вооруженных торговцев. Охотились они главным образом в водах Ямайки. Этот пиратский состав быстро заработал репутацию безжалостных грабителей, особенно две женщины, переодетые в мужские платья. По свидетельствам очевидцев дрались они, пили ром и сквернословили наравне с их спутниками мужчинами. Обе дамы были сожительницами Рэкхема и имели на него большое влияние. Поэтому когда решил создать Джек Рэкхем флаг для своего корабля в виде черепа на черном фоне со скрещенными костями, Мэри и Энн засмеяли его. Они сказали, что Джек олицетворяет череп, а они - две скрещенные кости. Разгневанный Рэкхем приказал на рисунке заменить кости саблями. В таком виде флаг получился более воинственным и дошел до наших дней как символ пиратства. Вскоре у властей лопнуло терпение от бесчинства обнаглевших головорезов, и на Рэкхема с командой была объявлена охота. Есть данные, что когда военные брали пиратский корабль, многие мужчины прятались, а женщины яростно сражались.

Поэтому, когда 17 ноября 1720 года в Порт-Рояле перед казнью Рэкхэм просил разрешить увидеть Энн Бонни, но та отказалась и вместо утешения перед смертью она сказала своему любовнику, что он вызывает у неё негодование таким жалким видом:

Если бы ты дрался как мужчина, то тебя бы не повесили, как собаку!

— Энн Бонни. .

17 ноября Джека Рэкхэма повесили, а женщинам дали отсрочку, так как они оказались беременны. После родов женщины так и не попали на виселицу, Мэри Рид скончалась в тюрьме (то ли от родов, то ли была тайно убита), а Энн удалось сбежать с двумя детьми. О дальнейшей ее судьбе ничего не известно.

Тело Рэкхема вывесили при входе в гавань Кингстон в назидание всем пиратам.

В искусстве

Рэкхем фигурирует в альбоме комиксов Эрже «Сокровища кровавого Рэкхема» и в основанном на нём фильме Стивена Спилберга «Приключения Тинтина: Тайна «Единорога»».

Рекхему посвящена песня «Calico Jack» немецкой пауер-метал группы Running Wild.

Персонаж в сериале Black Sails («Чёрные Паруса») в исполнении актёра Тоби Шмитца.

В компьютерных играх

Присутствует в игре Sid Meier’s Pirates!

Присутствует в игре Assassin’s Creed IV: Black Flag.

Имя появляется на плакате "разыскивается" в игре Капитан клык (Сaptain claw)

Ссылки

• [www.privateers.ru/notorious-persons/jack-rackham.html Полная биография на сайте Весёлый Роджер — история морского разбоя]
• Энциклопедия «Пираты и разбойники», Москва, издательство «Росмэн», 2001.

Отрывок, характеризующий Рэкхем, Джек

– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.