Салахутдинова, Светлана Юрьевна
Светлана Салахутдинова | |
Имя при рождении: |
Светлана Юрьевна Салахутдинова |
---|---|
Дата рождения: | |
Место рождения: | |
Профессия: | |
Награды: |
Салахутди́нова Светла́на Ю́рьевна — актриса Приморского краевого академического драматического театра имени М.Горького. Заслуженная артистка России (1998)[1].
Содержание
Биография
Светлана Салахутдинова родилась 13 июля 1963 года, в городе Няндома Архангельской области.
В 1984 году окончила театральный факультет Дальневосточного педагогического института искусств по специальности «Актриса драматического театра и кино» (мастерская Е. Д. Табачникова). С 1984 года и по настоящее время — артистка Приморского краевого академического драматического театра имени М.Горького. Является одной из ведущих актрис театра.
С 2000-го года в театре с неизменным успехом идет «Поминальная молитва», где Салахутдинова с момента премьеры играет одну из главных ролей — Голды. Спектакль выдержал с тех пор уже более 160 представлений и всегда с аншлагом. Как призналась сама Светлана в одном из интервью приморской прессе «хотела сыграть в театре комедии, а получается только страдать. Страдать в театре больше некому». Хотя, по мнению приморских театралов, актёрский талант Салахутдиновой — безграничен, она великолепно проживает все свои роли в самых различных амплуа.
Уже много лет Светлана Юрьевна передает знания и опыт начинающим актёрам — она старший преподаватель кафедры актёрского мастерства Дальневосточной государственной академии искусств (г. Владивосток).
Сыгранные роли в театре имени Горького
- «Преступление и наказание» Ф.М Достоевского — Девка
- «Филумена Мартурано» Э. де Филиппо — Терезина
- «Необычайный секретарь» В. Арро — Девушка
- «Волшебник Изумрудного города» А. Волков — Бастинда
- «Утешитель вдов» Дж. Маррота и Б. Рандоне — Грациэлла
- «Бег» М. А. Булгакова — Серафима
- «Урфин Джюс и его деревянные солдаты» А. Волков — Кагги-Кар
- Двойра — «Биндюжник и король» (И. Бабель);
- Софи — «Коварство и любовь» (Ф. Шиллер);
- «Гуд бай и аминь» Ч. Диккенса — Нэнси
- «Наш Декамерон» (Э. Радзинского — Мать, подруга
- «Гамлет» Шекспира — Гертруда
- «Мастер и Маргарита» М. А. Булгакова — Гелла
- «Мой грех» Б. Слейд — Дорис
- «Лето и дым» Теннесси Уильямса — Альма
- «Жертва века» А. Н. Островского — Юлия Тугина
- Синкопистка — «В джазе только девушки» (Дж. Стайн и П. Стоун);
- Екатерина Ивановна — «Екатерина Ивановна» (Л. Андреев);
- Бетти Дорланж — «Школа неплательщиков» (Луи Вернейль и Жорж Берр );
- Наталья Петровна — «Прощайте навсегда» (И. Тургенев);
- Орловский — «Летучая мышь» (И. Штраус);
- Мэг — «Преступления сердца» (Б. Хенли);
- Люси — «Дракула» (Б. Стокер);
- Люська — «Рядовые» (А. Дударев);
- Матильда — «Моя профессия — синьор из общества» (Дж. Скарначчи, Р. Тарабузи);
- Ольга — «Три сестры. Годы спустя…» (Л. Зайкаускас);
- Мисс Петингтон — «Моя жена лгунья» (В. Ильин, В. Лукашов, Ю. Рыбчинский);
- Наталья Петровна — «Месяц в деревне» (И. Тургенев) ;
- Элеонора — «Мафиози» (М. Новак, В. Станилов, Ю.Юрченко).
Роли текущего репертуара в театре имени Горького
- Голда — «Поминальная молитва»;
- Клементина — «Забыть Герострата»;
- Екатерина — «Шут Балакирев»;
- Донна Люция де Альвадорец — «Тетка Чарлея»;
- Памела — «№ 13 или безумная ночь»;
- Барбара Смит — «Слишком женатый таксист»;
- Тамара — «Пять вечеров»;
- Сарра — «Иванов»;
- Марина — «Борис Годунов»;
- «Трамвай «Желание»» Теннесси Уильямса — Бланш Дюбуа
- Судья — «С любимыми не расставайтесь»;
- Двойра — «Биндюжник и Король»;
- Харита Игнатьевна Огудалова — «Сумасшедшая любовь»;
- Анна — «Звезды на утреннем небе»;
- Селия Пичем — «Трехгрошовая опера».
Награды и премии
В 1998 году указом президента Российской Федерации присвоено почётное звание «Заслуженная артистка России».
Интересные факты
В Дальневосточном институте искусств Светлана Салахутдинова училась на курсе у Е. Д. Табачникова, главного режиссёра Приморского краевого академического драматического театра имени М.Горького. Он преподавал мастерство актёра. Дипломный спектакль для своих студентов Ефим Давыдович решил поставить по пьесе Кобо Абэ «Женщина в песках». В нём была занята и Светлана Юрьевна. Когда спектакль уже был готов, партийные органы запретили его к показу на сцене театра, в связи с тем, что автор пьесы, японский философ Кобо Абэ, пропагандировал «враждебную философию». Спектакль был показан узкому кругу зрителей в аудитории Института искусств.[2]
Напишите отзыв о статье "Салахутдинова, Светлана Юрьевна"
Примечания
Ссылки
- [www.gorkytheater.ru/people/troupe сайт театра] (Проверено 23 января 2012)
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Салахутдинова, Светлана Юрьевна
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.
Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.