Самурай (фильм)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Самурай
Le Samouraï
Жанр

нео-нуарная драма

Режиссёр

Жан-Пьер Мельвиль

Продюсер

Раймон Бордери
Эжен Леписье

Автор
сценария

Джоан Маклеод (роман)
Жан-Пьер Мельвиль
Жорж Пеллегрин

В главных
ролях

Ален Делон
Франсуа Перье

Оператор

Анри Декаэ

Композитор

Франсуа де Рубэ

Кинокомпания

CICC
Fida Cinematografica
Filmel
TC Productions

Длительность

105 мин

Страна

Франция Франция
Италия Италия

Язык

французский

Год

1967

IMDb

ID 0062229

К:Фильмы 1967 года

«Самура́й» (фр. Le Samouraï, 1967) — криминальный художественный фильм Жана-Пьера Мельвиля. Фильм основан на романе Джоан Маклеод «Ронин».





Сюжет

«Нет более глубокого одиночества, чем у самурая, кроме, может быть, одиночества тигра в джунглях» — Бусидо

Жеф Костелло — профессиональный наёмный убийца, известный своей методичностью. Он неизвестен обществу, никогда не был судим, он убивает без следов и всегда обеспечивает себе алиби. Костелло готовится к очередному убийству: он угоняет машину, едет на ней к знакомому человеку, который меняет на машине номера и даёт Жефу оружие. Затем киллер посещает знакомую женщину Жанну и договаривается об алиби: в ночь убийства он пробыл у неё до 1:45 утра. Костелло приходит в ночной клуб в неприметном плаще и шляпе, проходит через зал в служебные комнаты и убивает владельца клуба, которого никогда прежде не видел. У выхода он сталкивается с пианисткой клуба Валери и немедленно покидает заведение. Он возвращается в отель к Жанне и тут же выходит снова, попадаясь на глаза любовнику Жанны, который пришёл в отель к 2:00. Костелло избавляется от оружия и бросает машину.

Вскоре он попадает в облаву, устроенную полицией, как один из множества людей в плаще и шляпе. Комиссар полиции интуитивно чувствует, что Костелло виновен, но ничего не может сделать против его алиби. К тому же Валери, единственный человек, видевший убийцу достаточно близко, решительно не узнаёт в Жефе убийцу. Комиссар отпускает Костелло, но отправляет за ним слежку, от которой убийца легко уходит. Он отправляется на вокзал на встречу с человеком, который должен заплатить за выполненный заказ, но тот неожиданно нападает на Жефа, раня его в руку.

Костелло возвращается домой, где некоторое время отсыпается и лечит руку. Восстановив силы, он посещает ночной клуб и Валери в надежде узнать, кто был врагом владельца клуба, ведь Жеф говорил только с посредником и не знал самого заказчика, которому намерен отомстить. Валери просит Жефа перезвонить ей домой через два часа.

Тем временем полиция устанавливает в квартире Костелло подслушивающее устройство. Жеф возвращается домой и замечает, что его птица ведёт себя неспокойно. Он догадывается, что квартиру посетили незваные гости, и обнаруживает прослушку. Он звонит Валери из общественного телефона, но она не отвечает. Потерпев неудачу с прослушкой, полиция врывается в номер к Жанне и переворачивает всё вверх дном. Комиссар предлагает Жанне признать свои показания ложными и сдать Костелло, но она отказывается.

Костелло приходит на квартиру и снова замечает беспокойство птицы. На этот раз это посредник, напавший на Жефа на вокзале. Он наставляет на Костелло пистолет и объясняет, почему напал на него. Заказчик испугался, когда Костелло задержала полиция и решил убрать его, но сейчас он передумал и предлагает убийце новое задание. Костелло соглашается, берёт деньги и неожиданно нападает на посредника. Он выпытывает у него информацию о том, кто заказчик и где его можно найти. Потом Жеф связывает посредника и уходит из дома.

В метро его упорно преследуют полицейские, и Жеф понимает, что оказался в ситуации, где ему не победить. Ему всё же удаётся уйти от слежки, после чего он навещает Жанну в отеле. Жеф успокаивает женщину, он говорит, что обо всём позаботится сам. Затем он снова посещает человека, который заменяет номера на машине и даёт Жефу оружие. Костелло приходит домой к Валери (именно этот адрес дал посредник), встречает там заказчика — Оливье и убивает его. Потом он едет в ночной клуб.

Не таясь, он заходит в зал, надевает перчатки и подходит к Валери, играющей на пианино. Он говорит, что новый заказ — это её смерть. Жеф достаёт из кармана револьвер и падает, убитый полицейскими, которые всё это время были в клубе. Молодой полицейский говорит Валери, что, если бы не вмешательство полиции, то она была бы мертва. Комиссар наклоняется над трупом, берёт револьвер Жефа и откидывает барабан.

В нём нет ни единой пули.

В ролях

Влияние

Фильм оказал большое влияние на гонконгского режиссёра Джона Ву, который в 1989 году снял фильм о профессиональном убийце, так и названный — «Наёмный убийца»[1]. Это фильм о благородном и немного романтическом убийце Джеффри в исполнении Чоу Юнь-Фата и певице (позже — пианистке) Дженни. Влияние «Самурая» очевидно и в фильме Джима Джармуша 1999 года — «Пёс-призрак: путь самурая»[2]. Главный герой в исполнении Фореста Уитакера — одинокий, методичный убийца, живущий по кодексу хагакурэ.

В компьютерной игре о наёмном убийце «Hitman: Blood Money» главный герой в своём убежище тоже держал канарейку в клетке.

Напишите отзыв о статье "Самурай (фильм)"

Примечания

  1. Ву признал влияние Мельвиля в коротком эссе для DVD-издания [www.criterion.com/films/184 «Самурая»]
  2. Влияние различных фильмов на [www.villagevoice.com/2000-02-29/film/into-the-void/ «Пса-призрака»] описал американский критик Дж. Хоберман

Ссылки


Отрывок, характеризующий Самурай (фильм)

– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.