Мельвиль, Жан-Пьер

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Жан-Пьер Мельвиль
Jean-Pierre Melville
Имя при рождении:

Жан-Пьер Грюмбах

Профессия:

кинорежиссёр, сценарист, актёр

Карьера:

1945—1972

Жан-Пьер Мельви́ль (фр. Jean-Pierre Melville, настоящая фамилия — Грюмбах, фр. Grumbach; 19171973) — французский кинорежиссёр и сценарист.





Биография

Родился в семье эльзасских евреев. Участвовал во Второй мировой войне, в том числе в Южно-французской операции. Во время войны принял псевдоним Мельвиль как дань любимому писателю Герману Мелвиллу и затем сохранил его в качестве артистического. Вернувшись с фронта, подал заявку на лицензию ассистента режиссёра; получив отказ, решил ставить фильмы своими средствами.

Независимое положение Мельвиля и его «репортажный» стиль (он одним из первых французских режиссёров постоянно применял натурные съёмки) оказали решающее влияние на французскую «новую волну». Когда Годар столкнулся с трудностями при монтаже фильма «На последнем дыхании» (1959), именно Мельвиль, участвовавший в фильме как актёр, предложил просто смонтировать лучшие части дублей, положив тем самым начало знаменитой новаторской технике «рваного монтажа».

Сам себя Мельвиль характеризовал как «крайнего индивидуалиста» и «анархиста правого крыла». Чтобы сохранить независимость от диктата продюсеров, предпочитал работать на собственной студии.

Умер от сердечного приступа во время обеда в ресторане с другом — кинорежиссёром Филиппом Лабро.

Возрождение интереса к творчеству Мельвиля пришлось на 1990-е годы, когда его стали называть в числе своих кумиров такие актуальные режиссёры, как Квентин Тарантино и Джон Ву[1].

Режиссёрский почерк

Мельвиль завоевал известность трагическими, минималистскими фильмами на криминальную тематику («Самурай», «Красный круг»), в которых главные роли исполняли наиболее харизматичные актёры Франции — Ален Делон, Ив Монтан, Жан-Поль Бельмондо, Лино Вентура, Серж Реджани. Их герои в полной мере проявляют себя только в условиях ежеминутной близости смерти, которые предоставляет криминальное или партизанское подполье.

Режиссёрский стиль Мельвиля, сложившийся под влиянием кинематографа США, фетишизирует типичные аксессуары гангстерских фильмов — оружие, костюмы и особенно шляпы. В поведении гангстеров режиссёра занимают не столько содержание и цель, сколько его внешняя сторона — процедура, ритуал[2].

Художественную вселенную Мельвиля называют вакуумной[3], для неё свойственна разреженность событий и персонажей, эластичность субъективно переживаемого времени[4]: «ноющее затишье прострочено резкими взрывами действия» (Дэйв Кер)[5]. Последние фильмы Мельвиля «столь же продуманны, бесстрастны и абстрактны, как игра в шахматы»[4].

Фильмография

Режиссёр

Актёр

Напишите отзыв о статье "Мельвиль, Жан-Пьер"

Примечания

  1. [www.guardian.co.uk/film/2003/jun/27/artsfeatures2 Poet of the underworld ] | The Guardian
  2. [www.nytimes.com/2006/04/30/movies/30raff.html In Occupied France, Heroic Silence Amid the Fog of War - New York Times]
  3. [www.afisha.ru/article/armija-tenej/ Лучшие фильмы на свете : «Армия теней» Жана-Пьера Мельвилля — Фильмы и фестивали — Журнал — Афиша]
  4. 1 2 [www.criterion.com/current/posts/483-army-of-shadows-out-of-the-shadows Army of Shadows: Out of the Shadows - From the Current - The Criterion Collection]
  5. [www.chicagoreader.com/chicago/army-of-shadows/Film?oid=1050334 Army of Shadows | Chicago Reader]

Ссылки

  • Жан-Пьер Мельвиль (англ.) на сайте Internet Movie Database
  • [www.sensesofcinema.com/2002/great-directors/melville/ Жан-Пьер Мельвиль] на сайте Senses of cinema
  • [seance.ru/category/names/mellville/ Пьер Мельвиль] на сайте журнала «Сеанс»
  • [www.cinematheque.ru/post/136843 Жан-Пьер Мельвиль] на Синематеке
  • [www.svoboda.org/audio/26565778.html О книге «Разговоры с Мельвилем»] // Культурный дневник — Радио «Свобода», 19 сентября 2014

Отрывок, характеризующий Мельвиль, Жан-Пьер

Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.


Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.
Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей большую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от ее горя и придали ей силы.
Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов.
Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужаснулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна.
– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
Княжна Марья испуганно вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M lle Bourienne сделала этот вопрос за княжну Марью.