Семежево

Агрогородок Семежево белор. Семежава Страна БелоруссияБелоруссия Область Минская областьМинская область Район Копыльский район Сельсовет Семежевский сельсовет Координаты 52°57′37″ с. ш. 27°00′22″ в. д.52.96028° с. ш. 27.00611° в. д. / 52.96028; 27.00611    Население 1142 человека (2009) Часовой пояс UTC+3 Автомобильный код 5 Показать/скрыть карты

Семежево (белор. Семежава) — агрогородок в Копыльском районе Минской области Белоруссии, центр Семежевского сельсовета. Население 1142 человека (2009).

География

Семежево находится в 22 км к юго-западу от райцентра, города Копыль. Через село протекает река Морочь, в которую на северной окраине села впадает Мажа. В Семежево начинается Семежевский канал, ведущий параллельно Морочи в Краснослободское водохранилище. В километре к северу от села проходит дорога Р43 на участке Синявка — Слуцк. Ближайшая ж/д станция находится в Тимковичах (линия Барановичи — Слуцк).

История

Впервые Семежево упоминается во второй половине XV века как деревня в Слуцком княжестве, владение Олельковичей. В 1578 году поселение получило статус местечка. Состоянием на 1622 год здесь было 195 домов. Во времена Великой Северной войны (1700—1721) в апреле 1706 года городок значительно пострадал. В 1720 году в Семежево построена деревянная Покровская церковь.

В результате второго раздела Речи Посполитой (1793) Семежево оказалось в составе Российской империи, в Слуцком уезде Минской губернии. В 1886 году здесь было 269 дворов, действовали две церкви, еврейский молитвенный дом, часовня, школа, 3 магазина. Городок с соседними деревнями образовывал центр традиционного народного художественного ткачества. В 1908 году в Семежево работали портновские и кожевенный цеха. К 1914 году в городке было 518 дворов.

В 1920 году Семежево стало одним из центров Слуцкого восстания. По Рижскому мирному договору 1921 года Семежево попало в состав БССР, хотя граница с Польшей проходила поблизости. С 1924 года — центр сельсовета. В конце 30-х годов разобрана Покровская церковь. Во время Великой Отечественной войны с июня 1941 по июль 1944 года деревня находилась под немецкой оккупацией. В 2000 году Семежево насчитывало 1367 жителей и 655 дворов.

Достопримечательности

• Мемориальный крест участникам Слуцкого восстания.
• Цари Коледы — традиционный новогодний народный обряд и праздник, отмечается в Семежево в канун Нового года по юлианскому календарю. В 2009 году включён в список нематериального культурного наследия ЮНЕСКО, как объект, нуждающийся в срочной защите.

Литература

• Энцыклапедыя гісторыі Беларусі. У 6 т. Кадэты — Ляшчэня / Беларус. Энцыкл.; Рэдкал.: Г. П. Пашкоў (галоўны рэд.) і інш.; Маст. Э. Э. Жакевіч. — Мн.: БелЭн. ISBN 985-11-0041-2

Ссылки

• [globus.tut.by/semezhevo/index.htm Семежево на сайте globus.tut.by]
• [radzima.org/be/miesca/semezhava.html Семежево на сайте radzima.org ]

Отрывок, характеризующий Семежево

– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.