Семья французского жестового языка
Поделись знанием:
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
| Семья французского жестового языка | |
| Таксон: |
семья |
|---|---|
| Прародина: |
Франция |
| Статус: |
необщепризнана |
| Классификация | |
| Категория: |
жестовые языки |
|
семья жестовых языков | |
| Состав | |
|
примерно 11 подгрупп | |
| Коды языковой группы | |
| ISO 639-2: |
— |
| ISO 639-5: |
— |
| См. также: Проект:Лингвистика | |
Семья́ францу́зского же́стового языка́ — гипотетическая семья жестовых языков, произошедшая от французского жестового языка и включающая амслен[1][2], русский[3], нидерландский[nl], фламандский, квебекский, ирландский[en] и бразильский жестовые языки; другие, к примеру, испанский жестовый язык[es], испытали его сильное влияние.
История
Семья французского жестового языка появилась в начале XIX века, когда Томас Гэллодет приехал в США из Франции и начал учить глухих детей французскому жестовому языку; из смеси последнего с местными жестовыми языками появился амслен, и этот период принято считать рождением семьи французского жестового языка[4].
Французская семья появилась из старофранцузского жестового языка[en], созданного парижскими глухими. Самое раннее упоминание старофранцузского жестового языка относится к концу XVII века (о нём писал Шарль де л’Эпе), но неизвестно, сколько лет он уже существовал к тому моменту.
Список языков
- По Уиттманну
Анри Уиттманн[en][5] перечисляет в составе семьи французского жестового языка следующие языки (в скобках приведена дата появления или засвидетельствования):
- Австро-венгерский (1780; сегодня австрийский жестовый язык и венгерский жестовый язык рассматриваются в отдельности):
- чешский жестовый язык (1786)
- русский жестовый язык (1806)
- болгарский жестовый язык[en] (1920)
- югославский жестовый язык[en] (1840; позже разделился на словенский и хорватский)
- возможно, израильский жестовый язык[en] (1934, более вероятно происхождение от немецкого[de])
- Латвийский жестовый язык (1806)
- Итальянский жестовый язык[en] (1828)
- Ирландский жестовый язык[en] (1846)
- Мексиканский жестовый язык[en] (1869)
- Алжирский жестовый язык
- Румынский жестовый язык
- Амслен (1817)
- Филиппинский жестовый язык[en] (1806?)
- Пуэрто-риканский жестовый язык (1907)
- Тайский жестовый язык[en] (1951, креолизирован с местными языками)
- Гавайский жестовый язык
- Ганский жестовый язык[en] (1957)
- Нигерийский жестовый язык (1960)
- Боливийский жестовый язык[en] (1973)
Языки, являющиеся смесью амслена и французского:
Уиттманн предположил, что венесуэльский, бразильский, испанский[es] и лионский жестовые языки являются изолятами, однако французский сильно повлиял на них. Он также считает лионский язык предком бельгийского.
- По Андерсону
Ллойд Андерсон и Дэвид Петерсон предложили свою классификацию, частично основанную на сходстве дактильных алфавитов и оттого местами неверную[6] :
- Монашеские жестовые языки[en] (описаны в 1086 году)
- юго-западноевропейские
- праиспанский
- испанский (словарь 1851 года)
- венесуэльский
- ирландский → австралийский
- старопольский → польский
- старофранцузский
- восточнофранцузский → стародатский, старонемецкий, церковный немецкий (1779), старорусский (1806)
- западнофранцуский
- группа среднефранцузского дактилированного алфавита: голландский (1780), бельгийский (1793), швейцарский, старофранцузский
- среднефранцузский (1850) → французский
- американский (1816; позже впитал элементы северо-западноевропейских языков)
- группа международного дактилированного алфавита: норвежский, финский, немецкий, американский
- старобразильский → бразильский, аргентинский, мексиканский
- праиспанский
Напишите отзыв о статье "Семья французского жестового языка"
Примечания
- ↑ Ronnie Bring Wilbur. American Sign Language and Sign Systems. — Univ. Park Press, 1979. — С. 1. — 312 с.
- ↑ Thomas Albert Sebeok. Current Trends in Linguistics. — Mouton, 1974. — Т. 12. — С. 368.
- ↑ Viveka Velupillai. An Introduction to Linguistic Typology. — John Benjamins Publishing Company, 2012. — С. 29. — ISBN 9027211981.
- ↑ Dalila Ayoun. Product Details French Applied Linguistics (Language Learning & Language Teaching). — John Benjamins Publishing Company. — 2007. — 560 с. — ISBN 9027219729.
- ↑ Анри Уиттман. «Classification linguistique des langues signées non vocalement». Revue québécoise de linguistique théorique et appliquée 10:1.215-88.[www.nou-la.org/ling/1991a-class.pdf] 1991
- ↑ Lloyd Anderson & David Peterson, 1979, A comparison of some American, British, Australian, and Swedish signs: evidence on historical changes in signs and some family relationships of sign languages
Отрывок, характеризующий Семья французского жестового языка
Да здравствует сей храбрый король!и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
