Синельников, Кирилл Дмитриевич

Кирилл Дмитриевич Синельников
верхний ряд Слева направо: Финкельштейн, Трапезникова, Синельников, Рябинин
Место рождения:	Павлоград Екатеринославской губернии Российская империя
Место смерти:	Харьков, СССР
Научная сфера:	физика
Учёное звание:	академик АН УССР
Альма-матер:	Крымский университет

Кирилл Дмитриевич Синельников (29 мая 1901 — 16 октября 1966) — советский физик-экспериментатор, один из видных участников создания советской атомной бомбы. Действительный член АН УССР (с 1948 года).

Биография

Родился в семье земского врача в 1901 году. В 1920 году поступил на физико-математический факультет Крымского (Таврического) университета им. М. В. Фрунзе в Симферополе, совмещал работу на кафедре с учёбой. Во время обучения познакомился с Игорем Курчатовым. Досрочно окончил университет в 1923 году. В качестве преподавателя отправился работать в Баку, в Азербайджанский государственный университет. В 1924 году на один из докладов Синельникова обратил внимание А. Ф. Иоффе, который пригласил его работать в Ленинградский физико-технический институт — ЛФТИ. В ЛФТИ Синельнико пересекся с Курчатовым, совместно с которым они проводит ряд исследований. В 1928 году отправляется в командировку в лабораторию Резерфорда в Кембридж, где закладывает фундамент последующих исследованиях по физике ядра, ускорителям и физике плазмы, а также по вакуумной металлургии. В 1932 году совместно с А. К. Вальтером, А. И. Лешунским и Г. Д. Латышевым расщепил ядро атома лития протонами, ускоренными до 300—400 кэВ. В 1928 году создаётся Украинский физико-технический институт — УФТИ, с 1930 по 1942 годы Синельников возглавляет отдел физики ядра. В 1944 году, при поддержки Курчатова, восстанавливает УФТИ и становится его директором, деятельность полностью переключается на нужды советского «уранового проекта».

Обладая организаторскими способностями, в 1956 году основал в Украинском физико-техническом институте направление изучения физики плазмы и управляемого термоядерного синтеза, внёс большой в создание в 1962 году физико-технического факультета в Харьковском Государственном Университете ставшим поставщиком кадров для многих ядерных центров СССР.

Большинство работ физика посвящены ядерной физике, физике и технике ускорителей, физике и технике вакуума, физическому материаловедению, физике плазмы и управляемому термоядерному синтезу, физике диэлектриков и полупроводников, физической и электронной оптике.

Ссылки

• Храмов Ю. А. Синельников Кирилл Дмитриевич // Физики: Биографический справочник / Под ред. А. И. Ахиезера. — Изд. 2-е, испр. и дополн. — М.: Наука, 1983. — С. 245. — 400 с. — 200 000 экз. (в пер.)
• [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/113266/Синельников Статья Синельников, Кирилл Дмитриевич в Большой биографической энциклопедии]

Отрывок, характеризующий Синельников, Кирилл Дмитриевич

Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.