Слава России (шхуна, 1789)
«Слава России» — парусная шхуна, построенная для участия в экспедиции И. И. Биллингса и Г. А. Сарычева.
Описание шхуны
Парусная деревянная шхуна. Длина шхуны составляла 24,6 метра, ширина — 7,2 метра, осадка — 2,9 метра. Экипаж судна в большей части состоял из сибирских казаков, никогда не видевших морских судов, и матросов Охотского порта, которые «были не много искуснее казаков, наше вооружение с их галиотским имело великую разность»[3].
История службы
27 марта 1786 года Г. А. Сарычев прибыл в Охотск, организовал строительство двух судов «Слава России» и «Доброе намерение»[2]. После спуска на воду 10 июня и 8 июля 1789 года соответственно, оба судна вошли в состав Охотской флотилии России[1].
При выходе из устья устья Охоты шхуна «Доброе намерение» разбилась поэтому в экспедиции приняла участие только «Слава России».
19 сентября шхуна под командованием И. И. Биллингса вышла в море. По пути от Охотска к Камчатке 29 сентября был был открыт остров Святой Ионы. К 5 октября 1789 года судно вошло в Петропавловскую гавань, где осталось на зимовку[1].
9 мая следующего года «Слава России» вышла из Петропавловска к берегам Америки по маршруту остров Уналашка — острова Шумагина — Евдокеевские острова — остров Кадьяк и 12 июля достигла берегов Америки. 19 июля судно вошло в Чугацкий залив. Во время плавания были исследованы острова и заливы американского побережья. 13 октября из-за недостатка провизии экспедиция была вынуждена вернуться в Петропавловск, и 13 октября шхуна вошла в Авачинскую губу.
19 мая 1791 года судно чуть не разбилось о подводные камни у острова Медного. К концу июня «Слава России», обогнув Алеутские острова подошла к острову Уналашка, где находилась до 8 июля. После чего пройдя мимо островов Прибылова и Святого Лаврентия судно взяло курс к Берингову проливу. 4 августа «Слава России» зашла в губу Святого Лаврентия.
13 августа командование «Славой России» перешло к Г. А. Сарычеву. И на следующий день шхуна вышла в море в направлении острова Уналашка, куда прибыла 29 августа 1791 года и осталась на зимовку. 2 сентября к острову подошел катер «Черный Орел», под командованием P. P. Галла и, как старший в чине, P. P. Галла вступил в командование «Славой России», передав командование катером Г. А. Сарычеву.
16 мая 1792 года оба судна вышли в море и к 19 июня вернулись в Петропавловск, где «Слава России» была сдана в порт[4].
В 1801 году шхуна «Слава России» затонула в Петропавловской гавани[1].
Командиры шхуны
Командирами шхуны в разное время служили[1]:
- И. И. Биллингс (с 1789 года по 14 августа 1791 года)
- Г. А. Сарычев (с 14 августа по 29 сентября 1791 года)
- P. P. Галл (с 29 сентября 1791 года по 1792 год)
Напишите отзыв о статье "Слава России (шхуна, 1789)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 [sailing.shipmodelsbay.com/12/exped/index.html Суда «экспедиционные»] (рус.). «Военная Россия». Проверено 25 августа 2014.
- ↑ 1 2 [flot.com/publications/books/shelf/alexeevohotsk/8.htm Охотск — начало пути в Северную Америку] (рус.). flot.com. Проверено 28 сентября 2013.
- ↑ 1 2 [militera.lib.ru/explo/ira/1_06.html Правительственные экспедиции к берегам Америки во второй половине XVIII в. Экспедиции П. К. Креницына — М. Д. Левашова и И. И. Биллингса — Г. А. Сарычева] // [militera.lib.ru/explo/ira/index.html История Русской Америки (1732-1867)] / Ответственный редактор академик Н. Н. Болховитинов. — М.: Международные отношения, 1997. — Т. 1. — 480 с. — 2000 экз. — ISBN 5-7133-0883-9.
Литература
- Русские экспедиции по изучению северной части Тихого океана во второй половине XVIII в. / сост. Т. С. Федорова, Л. В. Глазунова, Г. Н. Федорова. — М.: Наука, 1989. — 400 с.
| ||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Слава России (шхуна, 1789)
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.
Посидев несколько времени и дотронувшись, сам не зная для чего, рукой до шероховатости блика портрета, он встал и опять позвал Боссе и дежурного. Он приказал вынести портрет перед палатку, с тем, чтобы не лишить старую гвардию, стоявшую около его палатки, счастья видеть римского короля, сына и наследника их обожаемого государя.
Как он и ожидал, в то время как он завтракал с господином Боссе, удостоившимся этой чести, перед палаткой слышались восторженные клики сбежавшихся к портрету офицеров и солдат старой гвардии.
– Vive l'Empereur! Vive le Roi de Rome! Vive l'Empereur! [Да здравствует император! Да здравствует римский король!] – слышались восторженные голоса.
После завтрака Наполеон, в присутствии Боссе, продиктовал свой приказ по армии.
– Courte et energique! [Короткий и энергический!] – проговорил Наполеон, когда он прочел сам сразу без поправок написанную прокламацию. В приказе было:
«Воины! Вот сражение, которого вы столько желали. Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное: удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть позднейшее потомство с гордостью вспомнит о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвою!»
– De la Moskowa! [Под Москвою!] – повторил Наполеон, и, пригласив к своей прогулке господина Боссе, любившего путешествовать, он вышел из палатки к оседланным лошадям.
– Votre Majeste a trop de bonte, [Вы слишком добры, ваше величество,] – сказал Боссе на приглашение сопутствовать императору: ему хотелось спать и он не умел и боялся ездить верхом.
Но Наполеон кивнул головой путешественнику, и Боссе должен был ехать. Когда Наполеон вышел из палатки, крики гвардейцев пред портретом его сына еще более усилились. Наполеон нахмурился.
– Снимите его, – сказал он, грациозно величественным жестом указывая на портрет. – Ему еще рано видеть поле сражения.
Боссе, закрыв глаза и склонив голову, глубоко вздохнул, этим жестом показывая, как он умел ценить и понимать слова императора.
Весь этот день 25 августа, как говорят его историки, Наполеон провел на коне, осматривая местность, обсуживая планы, представляемые ему его маршалами, и отдавая лично приказания своим генералам.
Первоначальная линия расположения русских войск по Ко лоче была переломлена, и часть этой линии, именно левый фланг русских, вследствие взятия Шевардинского редута 24 го числа, была отнесена назад. Эта часть линии была не укреплена, не защищена более рекою, и перед нею одною было более открытое и ровное место. Очевидно было для всякого военного и невоенного, что эту часть линии и должно было атаковать французам. Казалось, что для этого не нужно было много соображений, не нужно было такой заботливости и хлопотливости императора и его маршалов и вовсе не нужно той особенной высшей способности, называемой гениальностью, которую так любят приписывать Наполеону; но историки, впоследствии описывавшие это событие, и люди, тогда окружавшие Наполеона, и он сам думали иначе.
Наполеон ездил по полю, глубокомысленно вглядывался в местность, сам с собой одобрительно или недоверчиво качал головой и, не сообщая окружавшим его генералам того глубокомысленного хода, который руководил его решеньями, передавал им только окончательные выводы в форме приказаний. Выслушав предложение Даву, называемого герцогом Экмюльским, о том, чтобы обойти левый фланг русских, Наполеон сказал, что этого не нужно делать, не объясняя, почему это было не нужно. На предложение же генерала Компана (который должен был атаковать флеши), провести свою дивизию лесом, Наполеон изъявил свое согласие, несмотря на то, что так называемый герцог Эльхингенский, то есть Ней, позволил себе заметить, что движение по лесу опасно и может расстроить дивизию.
