Служба военной разведки (США)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Служба военной разведки (англ. Military Intelligence Service, MIS, яп. 陸軍情報部) — военное подразделение армии США, созданное во время Второй мировой войны, сформированное в начале из американских японцев (нисэи), которые были обучены как лингвисты. Выпускники языковой школы Службы военной разведки (MISLS) придавались другим военным подразделениям для обеспечения переводов и проведения допросов. К концу войны с Японией программа обучения в школе была изменена так, чтобы выпускиники могли работать с японской гражданской администрацией, чтобы обеспечивать оккупацию и восстановление после войны.

Языковая школа Службы военной разведки (известная вначале как Разведывательная школа четвёртой армии) начала функционировать в ноябре 1941 года, примерно за месяц до японской бамбардировки Пёрл-Харбора. В начале школа работала в Крисси Филд в Сан-Франциско, затем в 1942 году была перенесена в Савидж, Миннесота. Из стен школы вышло более 6000 выпускников.

Первые учащиеся пришли в школу из армии, позднее их вербовали также в лагерях для интернированных японцев. Служащие Службы военной разведки, приданные объединённой австралийско-американской Союзной секции переводчиков занимались дешифровкой и переводом Z плана, захваченного документа, описывавшего японские планы контрнаступления на центральном Тихоокеанском театре военных действий.

В марте 1942 года Дивизион военной разведки (MID) был реорганизован в Службу военной разведки (MIS). Штат, поначалу включавший только 26 человек, из которых 16 офицеров, был быстро расширен до 342 офицеров и 1,000 военнослужащих срочной службы и гражданских. Задачей службы был сбор, анализ и распространение разведывательных данных. В состав службы входили:

  • административная группа
  • разведывательная группа
  • контрразведывательная группа
  • оперативная группа

В мае 1942 года Алфред Маккормак основал Особый отдел MIS, который специализировался на радиоразведке (англ. COMINT).



Признание

В апреле 2000 года, спустя более чем 50 лет после Второй мировой войны, Служба военной разведки была удостоена высшей награды США для военных подразделений — Президентского цитирования для военного подразделения.[1]

5 октября 2010 года Золотой медалью Конгресса были награждены 6000 американских японцев, служивших в Службе военной разведки во время Второй мировой войны, а также американские японцы из 442-го полка и 100-го пехотного батальона.[2]

Напишите отзыв о статье "Служба военной разведки (США)"

Примечания

  1. [www.njahs.org/misnorcal/honors.htm Military Intelligence Service - Honors and Awards]. Проверено 20 октября 2010. [www.webcitation.org/68zyWojus Архивировано из первоисточника 8 июля 2012].
  2. Steffen, Jordan (October 6, 2010), "[www.latimes.com/news/nationworld/nation/la-na-veterans-medal-20101006,0,7017069.story White House honors Japanese American WWII veterans]", The Los Angeles Times, <www.latimes.com/news/nationworld/nation/la-na-veterans-medal-20101006,0,7017069.story> 

Ссылки

  • [www.njahs.org/misnorcal/index.htm Military Intelligence Service Research Center]


Отрывок, характеризующий Служба военной разведки (США)

– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.