Список мэров Детройта
Поделись знанием:
Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
| Мэр Детройта Mayor of Detroit | |
 Печать Детройта | |
| Назначается |
избирается |
|---|---|
| Срок полномочий |
4 года |
| Должность появилась | |
| Первый в должности | |
| Сайт |
www.dugganfordetroit.com/ |
Это список мэров Детройта, штата Мичиган, США с 1806 года по настоящее время.
История
Местное самоуправление в Детройте впервые создано в 1802 году, с обретением статуса города (англ. town}. После пожара 1805 года, уничтожившего практически весь Детройт, губернатор Уильям Халл и судья Огастес Вудворуд приняли решение создать новое правительство во главе с мэром. В следующем году новую должность получил Соломон Сибли, однако из-за позиции губернатора и судьи, контролировавших фактически всю власть, быстро подал в отставку. На его место был назначен Элайджа Браш, также осознавший своё бессилие на этом посту и подавший в отставку. В 1809 году закон, по которому появилась должность мэра был отменён. До конца англо-американской войны в городе вообще не было ни мэра, ни совета попечителей[1].
Законодательный акт 1815 года положил конец правлению Халла и Вудворда, и через Попечительский совет вернул власть жителям Детройта. В октябре того же года, Соломон Сибли избран первым председателем совета[2].
В 1824 году Джон Уильямс составил новый устав города, в котором вновь появилась должность мэра, однако на этот раз с бо́льшими полномочиями[2]. С 1824 по 1857 года срок полномочий мэра составлял один год, с 1858 по 1953 года — два года, а после 1953 года мэр Детройта избирается на 4 года[3].
С 1915 года все выборы мэра Детройта проводятся на беспартийной основе, на избирательных бюллетенях политическая партия не указывается.
Мэры Детройта
Занимавшие должность мэра Детройта в 1805—1809 годах:
| № | Фото | Имя | Период | Партия | Примечания | |
|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | 
|
Соломон Сибли | 1806 | Демократическая[4] | Соломон Сибли в 1806 году написал первый устав Детройта и стал его первым мэром. Подал в отставку из-за бессилия офиса мэра перед властью губернатора Халла и судьи Вудворда[1]. | |
| 2 | 
|
Элайджа Браш | 1806 | Элайджа Браш был назначен мэром после Сибли, однако, как и его предшественник вскоре подал в отставку[1]. | ||
Занимавшие должность мэра Детройта с 1824 года:[5]
| № | Фото | Имя | Период | Партия | Примечание | |
|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | 
|
Джон Уильямс | 1824—1825 | Демократическая[3] | Джон Уильямс написал новый устав города и стал первым мэром восстановленной должности. В 1830 году он избран на второй срок, в 1844 году — на третий. Также был успешным предпринимателем и входил в совет попечителей Мичиганского университета[6]. | |
| 2 | Генри Джексон Хант | 1826 | Демократическая[3] | Умер при исполнении служебных обязанностей 15 сентября 1826 года[5]. | ||
| 3 | Кирсли Джонатан | 1826 | Демократическая[7] | Кирсли был назначен заместить Генри Ханта, после его смерти[1][5]. | ||
| 4 | 
|
Джон Биддл | 1827—1828 | Вигов[8] | Служил в армии во время Англо-американкой войны, был членом Палаты представителей США от Территории Мичиган в 1829—1831 годах[9]. | |
| 5 | Кирсли Джонатан | 1829 | Демократическая[3] | Избран на второй срок, первый — в 1826 году[5]. | ||
| 6 |
|
Джон Уильямс | 1830 | Демократическая[3] | Первый мэр Детройта по новому уставу города с 1824 года. Избран на второй срок[5]. | |
| 7 | 
|
Маршалл Чапин | 1831 | Вигов[3] | Чапин, будучи медиком, открыл в 1819 году в Детройте первую аптеку, просуществовавшую до 1880-х годов. Становился мэром дважды (второй срок в 1833 году), а во время эпидемий холеры в 1832 и 1834 годах был назначен городским врачом[10]. | |
| 8 | 
|
Леви Кук | 1832 | Вигов[11] | Леви Кук работал в различных должностях в правительстве Детройта и Мичигана, в том числе казначеем Территории Мичиган и мэром Детройта в 1832, 1835 и 1836 годах[10]. | |
| 9 |
|
Маршалл Чапин | 1833 | Вигов[3] | Избран на второй срок, первый — в 1831 году[10]. | |
| 10 | 
|
Чарльз Кристофер Троубридж | 1834 | Вигов[12] | Троубридж стал мэром Детройта в период эпидемии холеры, и вскоре после своего назначения подал в отставку[13]. В 1837 году он выступил кандидатом от вигов в губернаторы штата Мичиган, но на выборах потерпел поражение. | |
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Напишите отзыв о статье "Список мэров Детройта"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 Silas Farmer. [books.google.ru/books?id=2dtMHBxD6R8C&pg=PA133&redir_esc=y#v=onepage&q&f=false The history of Detroit and Michigan: Or, the Metropolis Illustrated ; a Chronological Cyclopaedia of the Past and Present, Including a Full Record of Territorial Days in Michigan, and the Annals of Wayne County]. — S. Farmer & Co., 1884. — P. 133–135. — 1024 p.
- ↑ 1 2 The government of the city of Detroit and Wayne County, Michigan: 1701 to 1907, historical and biographical, illustrated. — 1907. — P. 24–56. — 277 p.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Historical Society of Michigan. The Michigan historical review. — Clarke Historical Library, Central Michigan University, 1986. — Т. 12–13. — P. 14.
- ↑ Stephen D. Bingham. [books.google.com/books?id=st4iAAAAMAAJ&pg=PA588#v=onepage&q&f=false Early history of Michigan: with biographies of state officers, members of Congress, judges and legislators]. — Thorp & Godfrey, 1888. — P. 588.
- ↑ 1 2 3 4 5 [www.detroit.lib.mi.us/mrl/mayors.htm Mayors of the City of Detroit] (англ.). The Detroit Public Library (2006). Проверено 28 августа 2012. [web.archive.org/web/20060929195406/www.detroit.lib.mi.us/mrl/mayors.htm Архивировано из первоисточника 29 сентября 2006].
- ↑ [www.michigan.gov/dmva/0,1607,7-126-2360_3003_3012-8765--,00.html John R. Williams, 1818 - 1829] (англ.). State of Michigan Department of Military and Veteran's Affairs. Проверено 28-28-2012. [www.webcitation.org/6BmIadG6E Архивировано из первоисточника 29 октября 2012].
- ↑ Stephen D. Bingham. [books.google.com/books?id=st4iAAAAMAAJ&pg=PA385#v=onepage&q&f=false Early history of Michigan: with biographies of state officers, members of Congress, judges and legislators]. — Thorp & Godfrey, 1888. — P. 385.
- ↑ Fred Carlisle. [books.google.com/?id=bR4yB_oZTSYC Chronography of Notable Events in the History of the Northwest Territory and Wayne County]. — Detroit: O.S. Gulley, Bornman, 1890. — P. 236–237.
- ↑ [www.elmwoodhistoriccemetery.org/pages/biddle.html Major John Biddle] (англ.). Elmwood Cemetery. Проверено 28 августа 2012. [www.webcitation.org/6BmIcT4wh Архивировано из первоисточника 29 октября 2012].
- ↑ 1 2 3 Silas Farmer. The History Of Detroit And Michigan. — 1889. — P. 1031–1050.
- ↑ Stephen D. Bingham. [books.google.com/books?id=st4iAAAAMAAJ&pg=PA194#v=onepage&q&f=false Early history of Michigan: with biographies of state officers, members of Congress, judges and legislators]. — Thorp & Godfrey. — P. 194.
- ↑ Stephen D. Bingham. [books.google.com/books?id=st4iAAAAMAAJ&pg=PA643#v=onepage&q&f=false Early history of Michigan: with biographies of state officers, members of Congress, judges and legislators]. — Thorp & Godfrey, 1888. — P. 643–644.
- ↑ [www.ci.detroit.mi.us/historic/districts/trowbridge_hse.pdf Charles Trowbridge House] (англ.). City of Detroit Planning and Development Department. Проверено 28 августа 2012. [www.webcitation.org/6BmIdOscD Архивировано из первоисточника 29 октября 2012].
Отрывок, характеризующий Список мэров Детройта
Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
