Стоянка Омская

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Координаты: 54°58′19″ с. ш. 73°21′58″ в. д. / 54.972° с. ш. 73.366° в. д. / 54.972; 73.366 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=54.972&mlon=73.366&zoom=14 (O)] (Я) Омская стоянка — группа памятников культурно-археологического наследия, расположенная в Омске[1], в районе нынешнего профилактория «Восход» рядом с природным парком «Птичья гавань». Она включает в себя поселения, могильники, стоянки и мастерские, датируемые периодами от VI тысячелетия до н. э. до XIII века н. э. Научное исследование комплекса началось в 1927 году В. П. Левашовой и продолжается в настоящий момент Борисом Кониковым[1].

Историческая значимость Омской стоянки очень велика, она является исключительно содержательным источником информации об истории сибирского края[2]. Во время раскопок было обнаружено более 2000 археологических памятников. Найденные экспонаты хранятся в Государственном историческом музее, а также в археологической коллекции Омского историко-краеведческого музея (более семи тысяч находок)[2].





История исследований

Стоянка была обнаружена в 1918 году врачом и зятем Марии Шаниной С. А. Ковлером. Первые раскопки проводились В. П. Левашовой, которая в 1926—1929 годах работала в Западносибирском краевом музее и вместе с Е. Липеровской в 1927 году начала исследовать Омскую стоянку[2]. В 1945 здесь работал археолог и этнограф В. Н. Чернецов[2].

В 1988 году в районе Омской стоянки проводились строительные работы, и в ходе их под руководством Б. А. Коникова был обнаружен и частично исследован грунтовой могильник средне-каменного (мезолит) или начала ново-каменного (неолит) века (VI—V тысячелетия до н. э.)[1][2], а также остатки полуземлянок[2].

Комплексное изучение памятника осуществляется под руководством профессора, кандидата исторических наук, советника генерального директора ОмПО «Радиозавод им. А. С. Попова» Бориса Коникова. С 2008 года омское производственное объединение «Радиозавод им. А. С. Попова» осуществляет охранные обязательства в отношении памятника[1].

История

Первые поселенцы пришли в богатые рыбой и зверем омские земли в VI тысячелетии до н. э. и разместились в районе устья реки Замарайки, левого притока Иртыша. Они принадлежали к европеоидно-монголоидной расе и были высокого роста: мужчины — около 200 см, женщины — около 170 см. Они возвели полуземлянки, в которых жили, и могильник. Их мёртвые были захоронены на спине, вытянуто, головой к Иртышу и со скромным инвентарём для загробной жизни: каменными ножами и скребками; у одного мужчины было ожерелье из двух клыков росомахи. Пищу готовили на кострах, а из разных пород камня (как собранных здесь, так и привезённых с юга по Иртышу) изготавливали наконечники для стрел разных типов: на птицу, на пушного зверя или на крупных копытных вроде лосей, которых добывали ловушками-самострелами. Рыболовство было круглогодичным и с использованием разных приёмов, в том числе доживших до современности. Помимо этого, поселенцы собирали дикорастущие травы и ягоды[2].

В эпоху неолита здесь появилось новое население — активные охотники и рыболовы. Они обрабатывали каменные наконечники своих стрел техникой отжимной ретуши, из-за чего те казались отполированными. Также у них появилась и глиняная посуда, позволяющая приготавливать горячую пищу и тем значительно изменившая образ жизни. Горшки были украшены узорами из ямок и горизонтальных линий, отражая пока не расшифрованные верования поселенцев[2].

В бронзовом веке (II тысячелетие до н. э.) здесь жили представители развитой андроновской культуры — скотоводы, земледельцы, воины и торговцы, оставившие после себя множество бронзовых предметов. Поскольку в районе Омска нет сырья для изготовления бронзы, омские андроновцы покупали её в Южной Сибири и Казахстане, устанавливая торговые отношения с территориями, удалёнными на тысячи километров. Андроновцы занимали это место в течение нескольких веков[2].

В эпоху поздней бронзы (X—VIII веках до н. э.) на территории Омской стоянки поселились представители ирменской культуры. Эти люди разводили крупный и мелкий рогатый скот, лошадей, сеяли рожь и овёс. Также они обладали более развитой, чем у андроновцев, металлургией бронзы и оставили обширные коллекции художественной бронзы, теперь хранящейся во многих сибирских и европейских музеях. Кроме того, ирменцы основали городище Большой Лог в 12 км выше устья Оми в черте будущего Омска — большой посёлок, напоминающий город. Здесь также обнаружены самые ранние бронзовые удила — свидетельство того, как ирменцы освоили верховую езду на лошади. Это один из поворотных моментов в истории человечества, так как именно благодаря этому в раннем железном веке возникли первые кочевые империи, чьи потомки очень серьёзно повлияли на евразийскую историю[2].

Следующим народом, жившим на территории Омской стоянки, были кулайцы, пришедшие сюда с северо-запада, из Томско-Нарымского Приобья. Они создали здесь очаг высокой скотоводческо-рыболоведческо-охотничьей культуры, имели развитый эстетический вкус, который воплощался в глиняных горшках, украшенных очень разнообразным и гармоничным орнаментом, а также в многочисленных бронзовых изображениях животных и птиц, демонстрирующих сложное мировоззрение кулайцев. Этот народ проживал на омской земле несколько веков, однако в III—IV веках н. э. был вытеснен воинственными хуннами, пришедшими сюда из Забайкалья[2].

Недалеко от Омской стоянки расположены курганы, датированные XVI—XVII веками, которые, по всей вероятности, были оставлены барабинскими татарами.

Напишите отзыв о статье "Стоянка Омская"

Примечания

  1. 1 2 3 4 Екатерина Шевченко. [www.pravda.ru/culture/painting/20-06-2008/272696-culture-0/ Исторический музей будет изучать памятник «Омская стоянка»] (рус.). Pravda.ru (20 июня 2008 года). Проверено 6 апреля 2016.
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 Б. А. Коников. [sfrik.omskreg.ru/page.php?id=81 «Омская стоянка» – открытия, гипотезы, факты] (рус.). Сибирский филиал Института наследия. Проверено 6 апреля 2016.

Литература

  • Историко-этнографический атлас Сибири. — M.; Л., 1961.
  • Коников Б. А. Омская стоянка и могильник — уникальные памятники по предыстории города // Памятники истории и культуры г. Омска. — Омск, 1992.
  • Коников Б. А. Омская стоянка — выдающийся памятник Среднего Прииртышья // Известия Омского государственного историко-краеведческого музея. — Омск, 1996. — № 4.
  • Левашова В. П. Путеводитель по археологическому отделению. — Омск, 1928. Отдельный оттиск.
  • Матющенко В. И. Омская стоянка // Ученые записки Томского государственного университета. — Томск, 1966.
  • Мелехин Ф. В. Пять лет работы музея. 1923—1928 г. (Краткий отчет). — Омск, 1928. Отдельный оттиск.
  • Петров А. И., Столповская Н. М. Археологическая деятельность А. Ф. Палашенкова // История, археология и этнография Сибири. — Томск, 1978.
  • Петров А. И. Эпоха позднего неолита и ранней бронзыв Среднем Прииртышье: автореф. дисс. … канд. ист. наук. — Кемерово, 1986.
  • Полосьмак Н. В., Чикишева Т. А., Балуева Т. С. Неолитические могильники Северной Барабы. — Новосибирск, 1989.
  • Палашенков А. Ф. Материалы к археологической карте Омска // Известия Омского отдела географического общества Союза ССР. — Омск, 1960. — Выпуск 3.
  • Паустиан О. А. Археологические памятники г. Омска (по итогам полевых исследований 1992) // Памятники истории и культуры Омской области: проблемы выявления, изучения и использования: тез. докл. — Омск, 1993.
  • Соколова З. П. Страна Югория. — М., 1976.
  • Чернецов В. Н. Результаты разведки в Омской области // Краткие сообщения Института истории материальной культуры АН СССР. — М., 1947. — Выпуск XVII.
  • Чернецов В. Н. Древняя история Нижнего Приобья // Материалы и исследования по археологии СССР. — М., 1953. — № 35.
  • Членова H.Л. О культурах бронзовой эпохи лесостепной зоны Западной Сибири // Советская археология. — М., 1955. — Выпуск XXIII.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Стоянка Омская

– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.