Сукиасян, Алексей Григорьевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Алексей Григорьевич Сукиасян
Ալեքսեյ Գրիգորի Սուքիասյան
Место рождения:

Мамуран, Персия

Место смерти:

Ереван, Армянская ССР

Научная сфера:

теория государства и права

Место работы:

Всесоюзный институт юридических наук
Свердловский юридический институт
Ереванский государственный университет

Альма-матер:

ЕГУ

Известен как:

историк государства и права Армении

Награды и премии:

Алексей Григорьевич Сукиасян (арм. Ալեքսեյ Գրիգորի Սուքիասյան; 23 сентября [10 сентября1907, Мамуран, Персия - 5 сентября 1981, Ереван, Армянская ССР) — советский армянский юрист, доктор юридических наук (1963), профессор (1966), заслуженный деятель науки Армянской ССР[1].



Научная деятельность

Родился 23 сентября [10 сентября1907 в селе Мамуран (ныне в иранском остане Исфахан). В 1935 году переехал в Армянскую ССР. Окончил юридический факультет ЕГУ (1940). Член КПСС1957 года).

Работы

Труды Алексея Сукиасяна в основном касаются вопросов истории государства и права в древней и средневековой Армении[1].

  • [www.armenianhouse.org/suqiasyan/cilicia/armenian-state-law.html «История Киликийского армянского государства и права (XI-XIV вв.)»] (1969)
  • «Мхитар Гош и армянский судебник» (1965, на армянском языке)
  • «Право в древнем Иране по Сасанидскому судебнику» (1980, на армянском языке)
  • «Государство и право Урарту (860–590 гг. до н.э.)» (1963)

Напишите отзыв о статье "Сукиасян, Алексей Григорьевич"

Примечания

  1. 1 2 [www.armenianhouse.org/suqiasyan/suqiasyan-ru.html Алексей Григорьевич Сукиасян]

Отрывок, характеризующий Сукиасян, Алексей Григорьевич

– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.