Тзавелас, Ламброс
| Ламброс Тзавелас | |
| греч. Λάμπρος Τζαβέλας | |
| Дата рождения | |
|---|---|
| Место рождения |
Сули, Эпир |
| Дата смерти | |
| Место смерти | |
| Принадлежность | |
| Род войск |
армия |
| Командовал |
греческими отрядами |
Ламброс Тзавелас (греч. Λάμπρος Τζαβέλας; 1745, Сули, Эпир[1] — 1792[2], Сули) — известный греческий военачальник конца XVIII века.
Содержание
Биография
Ламброс Тзавелас родился в 1745 году в Сули и стал по наследству главой самого известного и сильного тогда военного клана сулиотов. Был женат на известной в греческой историографии Мосхо Тзавела (греч. Μόσχω Τζαβέλα, 1760—1803).
Жители Сули десятилетиями, с оружием в руках, защищали свою автономию и к этому времени отразили 8 походов турок и албанцев[3]. Когда Али-паша Тепеленский утвердился в городе Янина и взял под контроль Эпир, покорение Сули стало одной из основных его целей. В 1791 году Али лично, во главе 3 тыс. албанцев и турок, совершил первую попытку взять Сули. Сулиоты, под командованием Ламброса Тзавеласа, отразили атаку и преследовали Али вплоть до равнины Янина. Али потерял убитыми 2 тыс. человек, из 3 тыс., с которыми он предпринял атаку.
Весной 1792 года, воспользовавшись окончанием русско-турецкой войны , Али решил действовать. Чтобы ослабить сулиотов, Али обратился к кланам Боцарис и Тзавелас с просьбой послать бойцов для похода на город Аргирокастро, Северный Эпир. Сулиоты, не доверяя Али-паше, но в надежде продлить мирный период, послали к Али в Янина только 70 бойцов, которых возглавлял Ламброс Тзавелас со своим сыном Фотосом[4]. По прибытии в Янина сулиоты были брошены в подземелье, только одному удалось бежать и донести весть в Сули. Сулиоты заняли перевалы, готовые к бою. Не решаясь атаковать Сули, Али начал переговоры со своим заложником Ламбросом Тзавеласом, которому удалось убедить Али, что только он сможет склонить сулиотов к сдаче. Заложником был оставлен сын Ламброса, Фотос. По прибытии в Сули Ламброс возглавил оборону, написав письмо Али, знакомое не одному поколению греческих школьников, так как его записал William Eton:Али, рад что удалось обмануть тебя, вероломного. Я на месте, чтобы защитить Отечество от вора. Мой сын умрёт, но я отомщу за его смерть. Некоторые турки, вроде тебя, могут сказать что я — безжалостный отец и жертвую сыном ради собственного спасения. Отвечаю, что если ты возьмёшь наши горы, то сможешь убить моего сына со всеми другими членами моей семьи и моими соотечественниками, и я не смогу отмстить. Но если мы победим, у меня будут другие дети, жена моя молодая. Если мой сын не рад принести себя в жертву Отечеству, то он не будет достоин жить и называться моим сыном. Иди, неверный, с нетерпением жду мести. Я, твой заклятый враг, капитан Тзавелас.— William Eton. Survey of the Turkish Empire, in wich are considered the subjection of the Greeks, their efforts towards emancipation and the interests of other nations, particularly of Great Britain, in their success. – 3rd ed. – London, 1801.
Али бросил против Сули 10 тыс. албанцев, которым противостояли 1500 сулиотов, во главе с Ламбросом Тзавеласом и Костасом Боцарисом. После ряда сражений в Киафа погибли, сражаясь до последнего, 16 сулиотов, возглавляемых племянником Ламброса, Кицосом Тзавеласом. После чего в отчаянный бой бросились 300 сулиоток, возглавляемых женой Ламброса, Мосхо Тзавелас. Али бежал из Сули, только треть турко-албанцев вернулись в Янина[5]. Али был вынужден заключить мир и обменять заложников, включая сына Ламброса,Фотоса, на пленных албанцев. Ламброс Тзавелас умер от понесённых ран, и его сын Тзавелас, Фотос возглавил клан Тзавеласов и командование Сули, вместе с кланом Боцарис. Итальянский художник Липпарини, Людовико отобразил смерть Ламброса на поле боя в 1792 году. Современный английский историк Дуглас Дакин также считает 1792 год годом смерти Ламброса. Но согласно некоторым источникам , Ламброс скончался через 3 года, в 1795 году, и его жена, Мосхо, возглавляла клан до передачи правления их сыну Фотосу[6].
Наследие
В 1800 году Али предпринял новый поход против Сули, и сулиоты отражали его атаки 4 месяца[7].Али, потеряв убитыми 3800 человек, решил сломить Сули голодом[8]. Почти год сулиоты продолжали держаться. В 1803 году Али потерпел поражение при Кунги и вновь бежал, поручив своему сыну Вели заключить соглашение с сулиотами, лишь бы ушли. Заручившись священным для албанца и грека словом «беса» и жизнью албанских пленных, Фотос Тзавелас вывел в декабре 1803 года колонну сулиотов из Сули и переправился на Корфу, находившийся под российским контролем. Фотос и его сулиоты поступили на службу в сформированные представителем российского императора Г. Мочениго и российским генералом Пападопулосом греческие легионы[9]. После Аустерлица и Тильзитского соглашения 1807 года, Ионические острова были возвращены французам, которые, не забыв осаду Превезы в 1798 году силами Али и казнённых пленных французов, сохранили российские греческие легионы. Фотос продолжил службу у французов. Фотос Тзавелас умер в 1811 году на Керкире, вероятно, отравленный по приказу Али[10]. В годы Освободительной войны Греции 1821—1829 внук Ламброса Тзавеласа, Кицос, превзойдя деда и отца, стал одной из самых известных и героических фигур этой войны, после воссоздания греческого государства был неоднократно военным министром, а в 1847—1848 — премьер-министром Греции.
Источники
- Πάπυρος Λαρούς Μπριτάνικα, τόμος 57, λήμμα Τζαβελαίοι
- Πατριδογνωσία, τόμος 4, Ήπειρος
- Πάπυρος Λαρούς Μπριτάνικα, τόμος 54, λήμμα Σούλι
- «Ιστορία του Σουλίου και της Πάργας», Χ. Περραιβός
Напишите отзыв о статье "Тзавелас, Ламброс"
Примечания
- ↑ ныне — ном Арта, Эпир
- ↑ Douglas Dakin,The Unification of Greece 1770—1923,ISBN 960-250150-2
- ↑ Δημήτρη Φωτιάδη, Ιστορία του 21, ΜΕΛΙΣΣΑ, 1971, τομ. Α, σελ. 327.
- ↑ «Ιστορία του Σουλίου και Πάργας», Χ. Περραιβός,=85
- ↑ Δημήτρη Φωτιάδη, Ιστορία του 21, ΜΕΛΙΣΣΑ, 1971, τομ. Α, σελ. 330.
- ↑ [opac.nlg.gr/ipac20/ipac.jsp?session=FC47782320C21.70905&profile=ebe0--2&uri=search=SW~!%CE%A4%CE%B6%CE%B1%CE%B2%CE%AD%CE%BB%CE%B1%CF%82%20,%20%CE%9B%CE%AC%CE%BC%CF%80%CF%81%CE%BF%CF%82%20(%CF%80.%201745-1795)&term=%CE%A4%CE%B6%CE%B1%CE%B2%CE%AD%CE%BB%CE%B1%CF%82%20,%20%CE%9B%CE%AC%CE%BC%CF%80%CF%81%CE%BF%CF%82%20(%CF%80.%201745-1795)&aspect=subtab11&menu=search&source=~!nlg1#focus Horizon Information Portal]
- ↑ ΔημήτρηΦωτιάδη, Ιστορίατου 21, ΜΕΛΙΣΣΑ, 1971, τομ. Α, σελ. 332.
- ↑ «Ιστορία του Σουλίου και Πάργας», Χ. Περραιβός=151
- ↑ Μεγάλοι Έλληνες,τομ. Α, σελ. 44-46, ISBN 978-960-6845-32-1
- ↑ Δημήτρη Φωτιάδη, Ιστορία του 21, ΜΕΛΙΣΣΑ, 1971, τομ. Α, σελ. 328.
Ссылки
Отрывок, характеризующий Тзавелас, Ламброс
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.
В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
