Три дня на размышление

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Три дня на размышление
Trīs dienas pārdomām
Жанр

детективный фильм

Режиссёр

Роланд Калниньш

Автор
сценария

Андрис Колбергс
Андрей Скайлис

В главных
ролях

Витаутас Томкус
Евгений Иванычев

Оператор

Микс Звирбулис

Композитор

Юрис Карлсонс

Кинокомпания

Рижская киностудия

Длительность

136 мин

Страна

СССР СССР

Год

1980

К:Фильмы 1980 года

«Три дня на размышление» (латыш. Trīs dienas pārdomām) — телевизионный двухсерийный художественный фильм режиссёра Роланда Калниньша, снятый на Рижской киностудии в 1980 году по детективному роману Андриса Колберга «Уголовное дело на три дня»„Krimināllieta trijām dienām“ (в русском переводе выходил под названием «Трехдневный детектив»).

Премьера фильма состоялась на Центральном телевидении 12 августа 1982 года.





Сюжет

В Риге совершено нападение на инкассаторов. Милиция, опросив очевидцев, быстро вышла на след предполагаемых преступников. Ими оказались некий Дуршис, недавно освободившийся из мест заключения, и шофёр такси Римша (Людвиг Людвигович).

Возглавляющий расследование преступления полковник Ульф не разделяет уверенности коллег в виновности этих людей. Он также обнаруживает, что следует присмотреться к свидетелю, опознавшему в нападавшем Дуршиса. Как выяснилось, свидетель направил следствие по ложному следу.

После обнаружения трупа таксиста Римши подозреваемым становится молодой повеса Хуго Лингерманис, любовник жены Римши.

Скоро полковник Ульф воссоздает картину преступления.

Отец Хуго, крупный валютчик, завещал сыну взыскать большой долг со своего сообщника Козинда, а тот, не имея возможности отдать деньги, придумал хитроумный план нападения на инкассаторов.

Для перевозки инкассаторами денег банк арендовал у таксопарка автомобиль. Козинд убил таксиста Римшу, своего соседа, а затем, надев куртку и кепку Римши, приклеив себе "бакенбарды" (став, таким образом, похожим на него) он сел за руль его машины и повез двух инкассаторов за выручкой промтоварного магазина.

Согласившийся участвовать в преступлении Хуго Лингерманис ударил по голове инкассатора в торговом зале магазина и завладел инкассаторскими сумками, после чего Козинд оглушил инкассатора, остававшегося в машине.

Козинд не хочет отдавать Хуго причитающиеся тому деньги и в конце концов убивает его. Теперь, как он считает, чтобы окончательно замести следы, ему остается найти письмо старого Лингерманиса сыну, поскольку из письма ясно, кто он такой.

В ролях

Съёмочная группа

  • Авторы сценария: Андрейс Скайлис, Андрис Колбергс
  • Режиссёр-постановщик: Роланд Калниньш
  • Оператор-постановщик: Микс Звирбулис
  • Композитор: Юрис Карлсонс
  • Художник-постановщик: Андрис Меркманис
  • Звукооператор: Игорь Яковлев
  • Режиссёр: Р. Жуланова
  • Оператор: М. Реснайс
  • Художник по костюмам: И. Кундзиня
  • Художник-гримёр: Р. Пранде
  • Монтажёр: Эрика Мешковска
  • Редактор: И. Черевичник
  • Музыкальный редактор: Н. Золотонос
  • Консультанты: А. Вазнис, З. Скушка
  • Директор: Георг Блументаль

Напишите отзыв о статье "Три дня на размышление"

Ссылки

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Три дня на размышление

– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.