Тхаммасак, Санъя

Санъя Тхаммасак тайск. สัญญา ธรรม ศักดิ์
премьер-министр Таиланда
14 октября 1973 — 26 февраля 1975
Монарх:	Рама IX
Предшественник:	Таном Киттикачон
Преемник:	Сени Прамот
Председатель Королевского совета Таиланда
5 декабря 1975 — 4 сентября 1998
Предшественник:	Дет Санитвонг
Преемник:	Прем Тинсуланон
Вероисповедание:	Буддизм
Рождение:	5 апреля 1907(1907-04-05) Тонбури, Королевство Сиам
Смерть:	6 января 2002(2002-01-06) (94 года) Бангкок, Таиланд
Профессия:	Юрист
Автограф:
Награды:

Санъя Тхаммасак (тайск. สัญญา ธรรม ศักดิ์, 1907—2002) — государственный и политический деятель Таиланда.

Биография

Родился в провинции Тонбури (центральный Таиланд) в семье буддийского учёного, настоятеля буддийского храма. Учился в Assumption College и юридической школе при министерстве юстиции Таиланда, которую окончил в 1928 году с наивысшим баллом и получил стипендию для продолжения образования в Великобритании. В Лондоне учился на протяжении трех лет и был принят в Middle Temple — одно из наиболее престижных сообществ британских барристеров. Вернувшись в Таиланд, сделал академическую карьеру, был деканом юридического факультета и ректором университета Тхаммасат во время демократического движения в октябре 1973 года. В 1968—1973 был председателем Верховного Суда Таиланда. Когда «Трое тиранов» бежали из страны, Санъя указом короля был назначен премьер-министром (подобное назначение осуществлялось только три раза с момента создания должности премьер-министра в 1932 году). Входил в состав конституционной комиссии по разработке Конституции 1974 года, в 1975 −1998 годах был председателем Королевского тайного совета.

Умер в Бангкоке 6 января 2002 года.

Семья

Был женат на Па-нга Дхарамаскати, у них было двое сыновей — Чартсак и Джакатхам.

Ссылки

• [www.rulers.org/indexs1.html#sanya]

Отрывок, характеризующий Тхаммасак, Санъя

В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.